, круг земель. Величина пространства внутри империи отчасти подобна обобщенности нормы: без достаточной абстрактности нет надлежащего охвата, без последующей спецификации применительно к более ограниченной категории участников взаимодействия норма лишена инструктивной силы. Внутри огромного имперского пространства неизбежно многообразие, чем бы оно ни выражалось: национальными, региональными, историческими или иными особенностями. Можно предположить, что цепочки коммуникаций, общий горизонт которых бесконечно далекая (пусть даже и географически близкая) граница империи, столь же мало связаны между собой, как и любые действия, если общая норма в неспецифицированном виде рассредоточивается на большие массы. Пространственная респецификация есть соопределение мотивационной силы, инструктивного эффекта смысла, функционирующего в коммуникации. А имперский пространственный горизонт сопреломляет укорененный в трансцендентном универсализм господствующей имперской религии (поскольку таковая существует, и поскольку она действительно в трансцендентном укоренена; чисто исторически так бывает часто, но все-таки не всегда). Все это относится к реальности империи, но только не следует забывать, что она – повторим еще раз – также и фон, и смысловой горизонт.

Теперь нам уже легче ввести те понятия, которые часто используются при анализе империй. В первую очередь, речь идет об элитах (политическая элита – это преимущественно та самая относительно обособленная политическая система, о которой говорит Айзенштадт). Элитная коммуникация – один из характернейших случаев тематизации империи. Элита делает империю темой своей коммуникации. Это означает, что империя может быть предметом обсуждения, сообщения, действия как: a) имперская идея, чистый смысл, безотносительно к своей реализации и даже реализуемости и b) властная и управленческая структура в полноте своей реальности (то, что позволяет нестрого говорить об империи также и как о государстве).

Элита, таким образом, сама конституируется через эту коммуникацию как группа или, точнее, как система. Но поскольку имперский смысл – это смысл пространственный, то при его тематизации возникают любопытные интерференции. Ведь элита – как система коммуникации, предполагающая известную взаимодостижимость ее участников, – имеет особое пространственное размещение, свой специфический locus социального взаимодействия. Тематизация имперского горизонта происходит в более узком горизонте, различном для различно размещенных и по-разному сочетающих горизонт империи с горизонтом своего специфического пространственного размещения групп и особым выстраиванием «сценической ситуации» (44). А отсюда вытекают не только различение имперской элиты на центральную и периферийную, но и различные модусы самотематизации периферийной элиты. Центральная элита обычно без затруднений справляется с парадоксом, суть которого в том, что отдельная группа отождествляет себя со всеобщим. Этому способствует господство иерархической модели дифференциации общества. Периферийные элиты могут либо отождествлять себя полностью с империей, либо, напротив, отчетливо тематизировать свою особость и особость своей обозримой социальной области. Империя устойчива, покуда гармонизированы отношения центральной и периферийной элит и периферийные элиты балансируют между этими крайними возможностями (45).

Теперь мы можем перейти к более содержательным высказываниям об империях. В рамках одной статьи будет достаточно лишь очертить направления возможных исследований, не претендуя на сколько-нибудь подробный анализ.