Чтобы познать или изобразить человека, надо понять его. А понять его – это значит воплотиться в него. Нужно в себе самом повторить те психологические предпосылки, которые были у него, нужно сравниться с тем, чей дух хочешь понять. Плут понимает плутов, а простодушному человеку не понять мошенника с чуждой ему психологией.

Понять человека – значит быть этим человеком. Но вывод из этого, что в таком случае каждый человек должен лучше всего понимать себя, совершенно неверен. Чтобы понять себя, нужно выйти из самого себя, и для этого субъект познания должен стать объектом.

Чтобы понять вселенную, нужно выйти из ее пределов, что, однако, исключается самим понятием о вселенной. Кто поймет себя, тот поймет и мир. Дальнейшее изложение покажет глубокий смысл этих слов.

Надо признать доказанным уже и теперь, что понять глубочайшую истинную природу свою человек не в состоянии. Это – факт! Другой может понять нас, мы же сами себя – никогда. Несомненно, у этого другого должна быть доля сходства с нами, чтобы он мог сделать это сходство предметом своего рассмотрения. Он может понять себя в другом, как и другого в себе. Значит, понять себя – это быть самим собой и еще этим другим человеком. Но понимание, присущее гению, как видно из приведенных примеров, охватывает большее количество людей, чем включает понимание среднего индивидуума. Гете будто бы сказал о себе, что не существует преступления, к которому он бы не чувствовал склонности в различные моменты своей жизни. Из этого следует, что гениальный человек сложнее и многограннее человека среднего уровня и тем гениальнее человек, чем больше людей в себе воплощает он и чем живее и ярче они выражены в нем. Творчество гения всегда направлено к тому, чтобы во всех людях терять себя, сливаться с многообразием жизни, в то время как идеал философа – найти всех в себе и привести их к единству, которое, конечно, является его собственным единством.

Природа гения – природа Протея. Не следует, однако, представлять себе эту природу, как и бисексуальность, когда она в действии. Даже величайший гений не в состоянии одновременно постичь сущность всего человечества. Способность охватить многое, духовное богатство – это раскрывается у человека не сразу, а постепенно, с развитием всего его существа. Очевидно, и здесь происходит чередование закономерных периодов. По характеру эти периоды совершенно различны, но представляют повторения пройденного, переходят каждый раз в более и более высокую форму. В индивидуальной жизни человека не бывает двух совершенно одинаковых моментов. Между позднейшими и прежними периодами существует только то соответствие, какое бывает между гомологичными точками высшего и низшего оборота спирали. Многие выдающиеся люди еще в юности намечают план какого-нибудь произведения и часто, после того как мысль долго покоилась, только к старости приступают к осуществлению плана. Это все разные периоды времени, через которые проходят эти люди. Эти периоды бывают у всех людей, но с различной силой и различные по «амплитуде».

«Амплитуда» каждого периода тем резче, чем значительнее дарование человека. Часто даровитым людям еще в детстве приходилось выслушивать упрек, что они «впадают из крайности в крайность». У особенно выдающихся людей такие периоды носят часто характер кризиса. Гете говорит о «повторной зрелости» у художников; его мысль тесно связана с нашей темой.

В зависимости от резкой периодичности гения, вслед за годами яркой продуктивности наступает период полного бесплодия, когда гений себя презирает и ставит ниже любого среднего человека: его терзают воспоминания о творческом периоде. Насколько порывы восхищения сильнее у него, чем у других, настолько ужаснее его подавленность. Почти у каждого выдающегося человека наступает период полного беспощадного отчаяния, когда, замечая окружающую его жизнь, гений все же не в состоянии отдаться напряженности творчества. Тогда раздаются возгласы: «Он выдохся!» Однако не только творчество гения, но и другие свойства его, как материал, над которым он работает, самый дух его, благодаря которому он творит, подвержены смене и резкой периодичности. Иногда он склонен к науке и рефлексам, а временами к работе чисто художественной (Гете); его внимание захватывают то природа, то культура и история человечества («Заратустра» и «Невременные размышления» Ницше). Временами он мистичен, временами наивен (например, Метерлинк и Бернсон). У выдающегося человека при богатстве «амплитуды» периодичность находит свое выражение и внешним образом. Этим можно объяснить то странное явление, что у людей даровитых выражение лица гораздо чаще меняется, чем у людей средних. В разные периоды лицо их неузнаваемо изменяется. Например, сравните портреты Гете, Бетховена, Канта, Шопенгауэра в разные периоды их жизни. Можно считать физиологическим критерием дарования человека число физиономий, которыми он обладает (слово «дарование» я употребляю вместо слова «гениальность»). Люди, не изменяющие выражения лица, стоят низко в интеллектуальном отношении.