- Пойдёшь! И учиться будешь! И человеком станешь!

3. Глава 2

2.

Утром субботы, когда нужно было ехать в училище на экзамены, у Юрки случилась тихая истерика. Он не плакал. Просто молчал. Его трясло. И пока ехали, и пока его и таких же пацанов-четвероклассников распределяли по классам, где надо было писать экзамены по русскому и математике.

Была, конечно, мысль саботировать этот процесс. Просто сдать чистый лист. Не поступил - и спросу никакого. Но за соседней партой лопоухий пухлый парень усиленно грыз ручку, потом черкал что-то в своих листах. Юрка посмотрел в задание. Ничего ж сложного. И представил, что вот тот толстый поступит, а он нет. Расклад так себе. Чувствовать себя хуже остальных Бодровский не привык.

Никаких приключений в средней школе недалеко от дома не предвиделось. А здесь явно затевался какой-то движ. От этих мыслей Юрка аж зарезал на месте. Эх! Отказаться же всегда можно. Он подвинул ближе лист с заданием. Ага. Задача на части. Ну, что там с ящиками конфет, проданными в первый день?

То, что всё это не шутка и не родительский эксперимент над ним, понял, когда оказался в списке зачисленных. Но совсем не в начале рейтинга. А окончательно дошло, когда мать открыла его шкаф и достала большую спортивную сумку. Юрка тогда вцепился в её руку и заревел.

Мама побледнела. Выпустила из рук вещи. Ушла на кухню и закрыла дверь. Юрка сел на край кровати. Оглядел свою комнату. Книжные полки, на которых рядом с "Тремя мушкетерами" ещё стояли "Сказки народов мира" и модели гоночных машинок. Шкаф с джинсами и футболками с диснеевскими персонажами. Письменный стол. Игровая приставка. От этого стало ещё тоскливее. Но отец своих решений не меняет. На душе у Юрки было погано. Сбагривают, значит. В интернат. Почти детдом. То, чем пугают балбесов и хулиганов. А с ним вот это случилось на самом деле. При живых родителях.

Утирая кулаками слёзы, Юрка сам побросал в сумку всё, что было по списку. Обулся. Глянул на закрытую дверь кухни. Проверил карточку* в кармане. И поехал в училище сам. Сначала на трамвае до метро. Потом от Горьковской шёл пешком, ориентируясь на "Аврору".

Всю дорогу себя жалел. Но когда подошёл к училищу, почувствовал себя взрослым. Остальных пацанов выгружали из машин или такси родители. Юрка поглядывал на них чуть свысока.

Когда они всей толпой уже сидели в каком-то классе и ждали, что с ними будет дальше, вбежал нахимовец со старшего курса. Количество нашивок на рукаве Юрка посчитать не успел.

- Кто Бодровский?

- Ну я...

- Не нукай, малёк, не запрягал. Отец твой звонил дежурному. Ты, блин, головой думай, когда мать заставляешь волноваться, - и парень больно постучал костяшками пальцев прямо по Юркиному лбу.

Бодровский зашипел от боли. Остальные обидно заржали. А Юрка был уверен, что не из-за чего тут было волноваться. Сбагрили - он уехал.

Первую ночь в училище он не мог заснуть. В их "кубрике", как по-морскому называлась спальня аж на двадцать пять человек, многие тогда не спали. Бодровский даже слышал, как кто-то под утро плакал.

*проездной

4. Глава 3

3.

В свое первое увольнение уже законный "карась"* Бодровский Юрий Алексеевич отказывался уходить. Оно полагалось как раз после Клятвы нахимовца - торжественного мероприятия для первокурсников.

Стоя в строю, Юрка видел отца в толпе родителей. Он был в форме. Мама старательно выглядывала из-за спин, чтобы увидеть, как сын в синей матроске, бескозырке с надписью "Нахимовское училище" и белых перчатках произносит слова клятвы.

Юрка был зол на родителей. За всё время, что прошло с поступления, они ни разу к нему не приехали. Возможно, отец уезжал на на учения, а матери запретил появляться в училище. Не факт, что так. Это были домыслы.