– Давай решим, что будем делать? – предложила я.

Я подвинула полную рюмку ближе к Диме. Он послушно выпил. Необходимо потянуть время. Я отчаянно надеялась, что коньяк Диму расслабит, лишит бдительности, а я, тем временем, придумаю, как мне выпутаться из этой ситуации. Стоило вызвать полицию. Пусть они сами разбираются в том, что произошло.

– В полицию звонить не вариант, – будто прочитав мои мысли, сказал Дима. – Меня же посадят. – Он помолчал, размышляя. – Хотя другого выхода нет. Варя, нам надо позвонить им и сказать, что началось нашествие зомби.

– Ты думаешь, в полиции поверят в зомби-апокалипсис?

– Но так и есть!

– В ходячих мертвецов они вряд ли поверят, – я помотала головой. – А вот в убийство – более чем вероятно. Мертвый министр тому доказательство, – сказала я, снова подливая коньяк. Меня удивила Димина рассудительность. Для душевнобольного он мыслит слишком здраво. Хотя, откуда мне знать, что думают душевнобольные?

– Тогда нам нужно валить. И чем быстрее, тем лучше.

– Дим, так нельзя. Нас потом найдут, будет еще хуже. Неужели ты не по…

Я не договорила. Запах – вот что заставило меня замолчать. Комната мгновенно наполнилась тяжелым запахом разлагающегося тела. Запахом гнили. Тошнотворно-сладким. К горлу подкатила волна тошноты.

Из коридора послышались шарканье ног и хрипение. Мы с Димой застыли на месте, в тягостном ожидании чего-то неизвестного, предчувствуя неотвратимую опасность. Вонь стала сильнее, звуки ближе. Через мгновение в комнату вошла Дарья Прокопьевна – уборщица.

Она выглядела омерзительно: кожа светло-синяя, как у покойника; глаза невидящие желтые; редкие зубы были красные от крови. Уборщица медленно двигалась, шаркая ногами, будто сильно устала, и издавала странные хрипяще-бурлящие звуки, заливая кровью изо рта светлый линолеум.

Вне себя от ужаса, я инстинктивно попятилась. Смотрела на Дарью Прокопьевну и не могла поверить своим глазам. Мой коллега оказался более решительным. Он подскочил, схватил стул и бросил его в женщину. Та лишь слегка покачнулась, но продолжала медленно надвигаться на нас.

Дима взял биту и приготовился защищаться. С диким ужасающим рыком уборщица набросилась на парня. Я закричала. Дима отталкивал Дарью Прокопьевну битой, стараясь держать ее на расстоянии. Казалось, она вот-вот его схватит.

Но тут в комнату ворвалась Анна Маратовна – наш директор.

Выглядела она воинственно: короткие черные волосы с ассиметричной челкой торчали в разные стороны; рубашка с вертикальной полосой порвана в нескольких местах и чем-то испачкана; в руках угрожающе качнулся топор, который она Бог весть где взяла.

Анна Маратовна – женщина внушительной комплекции, но активная и подвижная – залетела в комнату, не говоря ни слова, и одним ударом разнесла уборщице голову. Комната отдыха превратилась в комнату страха: всюду кровь, выбитые зубы, части мозга, медленно сползающие по стене.

Все это было до того жутким, что казалось нереальным ужасающим сном, из которого невозможно выбраться. Может, я все еще спала?

– Ой, Дима!

Неуклюжий Дима наступил мне на ногу, когда метался по комнате, убедив меня в реальности происходящего.

– Ай да Анна Маратовна! Ай да молодец! – закричал обрадованный парень, держа в одной руке биту, другой зачесывая свою густую шевелюру назад. Голубые глаза лихорадочно блестели, лицо покрылось крупными каплями пота.

Директор перекладывала топор, испачканный внутренностями уборщицы, с одной руки в другую. Она повернулась ко мне:

– Вы не ранены?

Я отрицательно покачала головой.