Я вышла за территорию больницы, озираясь по сторонам, словно потерянный котенок. В чужой одежде я чувствовала себя неуютно, хоть она и была чистой, почти хрустела, как от крахмала. Матвей Андреевич достаточно подробно объяснил мне, как найти главнокомандующего, но я стояла и смотрела на снующих туда-сюда людей, не решаясь двинуться с места.

До того, как попасть сюда, я представляла, что Логово – это большое и внушительное поселение. На деле это оказалась небольшая рыбацкая деревенька, расположенная на берегу залива. Я глубоко вдохнула соленый воздух, смешанный с запахом рыбы, и отправилась вглубь поселения, туда, куда меня направил главный врач.

На меня никто не обращал внимания. Здесь кипела жизнь.

Настоящая жизнь.

Среди всеобщего гвалта слышались лай собак, крики чаек и звонкие детские голоса. Мужчины в рабочих костюмах таскали доски, ремонтировали забор, укрепляя его гвоздями и колючей проволокой. Женщины стирали прямо на улице в тазах, пропалывали грядки, чистили рыбу, что-то варили. Я засмотрелась, во что они были одеты: отказавшись от платьев, они носили более грубые вещи, предпочитая широкие и прочные брюки, куртки и простые ботинки. Неудивительно, ведь в нашем постапокалиптическом мире, где каждый день наполнен борьбой за жизнь, поиском и сохранением припасов, одежда уже не считалась модным аксессуаром или средством самовыражения. Она стала неотъемлемой частью выживания, помогающей людям сохранить свое тело в относительной безопасности.

Периодически встречались люди, одетые в черную кожаную одежду. У большинства из них были надменный взгляд и каменное выражение лица. Наверное, они были теми самыми рейнджерами, о которых говорил Агент П. по радио.

Странно было видеть, что местное общество вело обычную жизнь. Словно и не было синих за оградой. Словно не существовало смертельной опасности вокруг. Они были уверены, что защищены. Что всемогущие рейнджеры спасут их в любую минуту. Такая же история происходила и с воинской частью. Известно, к чему все привело – люди оказались неспособны противостоять нашествию синих, просто прятались в актовом зале, ожидая, пока военные расправятся с монстрами.

Меня интересовало, чем завершилось то противостояние. Выстояла ли часть? Спасли ли людей? Где Женя сейчас? И где… Илья… Это имя причиняло мне чуть ли не физическую боль: тоска так сильно сжимала грудь, что становилось тяжело дышать. Как этот человек стал настолько важным для меня за такой короткий период? Почему я до сих пор не могу его забыть?

Еще один человек, судьба которого меня волновала, – это Маратовна. Несмотря на то, как мы расстались, она все еще оставалась для меня кем-то родным и близким. Хотя вряд ли она обо мне вспоминала добрыми словами. Если вообще вспоминала.

Я проходила мимо старых деревянных и кирпичных домов, некоторые из которых грустно покосились от времени. Глядя на аккуратные уютные улочки Логова, я чувствовала себя так, словно вернулась в детство, в то время, когда гостила в деревне у дедушки. Изредка попадались и бытовки – небольшие домики, похожие на вагончики, которые обычно строят для временного размещения рабочих на стройках. Они изрядно подпортили общую картину и, судя по всему, стали постоянным жилищем для некоторых людей. «Ничего нет более постоянного, чем временное», – сказал кто-то мудрый и был определенно прав.

Матвей Андреевич направил меня к бывшей администрации – единственному в поселении кирпичному зданию. Найти его оказалось просто – белый двухэтажный дом, покрытый тут и там грязной штукатуркой, выделялся среди небольших серых и коричневых домов. На крыше грустно покачивался на легком ветру государственный флаг. Внутри здания было холоднее, чем снаружи, сыро и пахло плесенью. После воинской части я почему-то ожидала увидеть вооруженных караульных у дверей главнокомандующего, хотя и понимала, что Логово – это всего лишь деревня, а не армейское подразделение. Но приемная на втором этаже с обшарпанными обоями, старой мебелью и пыльным окном пустовала. Ремонт тут не делали, видимо, несколько лет, да и вряд ли уже когда-либо сделают – в нашей жизни теперь другие приоритеты.