Как только дверь закрылась, Шана приподнялась на кровати и расправила плечи – спина начинала побаливать от долгого лежания.

Чак потер затылок, разочарование появилось в его глазах.

– Я прошу прощения за то, что не справляюсь с ситуацией.

– Как ты мог такое предвидеть? Никто не мог.

– Ты великодушна. – Чак откинулся на спинку стула у ее кровати.

– Итак, у меня есть несколько вопросов. – Мысли о предстоящем разговоре вызвали у Шаны новую волну паники, но оставаться в неведении было невыносимо. – Ребенок ведь твой, верно?

– Совершенно верно, – ответил Чак без колебаний. – Ребенок мой. Других детей у нас нет, – добавил он, предупреждая ее вопрос.

Шана даже не думала об этом. Но что еще она не знает? Пять лет – это огромный промежуток времени, за который жизнь может кардинально поменяться.

– Ты сказал, что мы боролись с бесплодием. – Шана посмотрела на свои руки, увидела след от кольца на безымянном пальце. – Просто так много нужно узнать о том, что произошло за последние пять лет.

Ее мозг был перегружен, взвешивая каждую крупицу информации, прежде чем она поверила последнему откровению. Даже люди с благими намерениями имеют корыстные интересы. И она также знала, как легко человек может быть введен в заблуждение кем-то, умеющим врать. Отец преподал ей этот урок слишком болезненно.

– Тогда мы не будем сегодня тебя перегружать. – Чак накрыл ее руку своей и крепко сжал. – Я бы чувствовал себя более комфортно, если бы мы позвали врачей и позволили им осмотреть тебя и получили четкие рекомендации.

Его прикосновение было… знакомым. Сильное, но осторожное.

Шана не могла отрицать справедливость его слов.

– Я просто хочу знать еще кое-что.

Чак улыбнулся.

О да, она видела эту улыбку или вспомнила, что видела. Когда Чак улыбался, его глаза сияли.

– Разве я могу отказать тебе?

Шана не могла не улыбнуться в ответ.

– Очевидно, ты меня хорошо знаешь. Лучше, чем я знаю себя в данный момент, что и подводит меня к моему вопросу: какая у меня фамилия? Вернее, какая у нас фамилия? Или я сохранила девичью фамилию?

Улыбка исчезла с лица Чака, он сжал ее руку.

– Ты взяла мою фамилию. Миккельсон. Удивление охватило ее.

– Как в нефтяной семье Миккельсон?

– Да, – кивнул Чак. – Мы – те самые Миккельсоны.

В нем появилась настороженность, которую Шана не могла понять. Тем не менее все для нее сейчас имело смысл.

– Неудивительно, что у меня отдельная палата. Твои родители владеют «Миккельсон Ойл». – Шана прижала пальцы к вискам, чтобы унять подступающую головную боль.

– Это больше не «Миккельсон Ойл». Мой отец умер почти три года назад. Мать недавно вышла замуж за главу «Стил Ойл» Джека Стила. Сейчас компании объединяются в концерн «Аляска Ойл Баронс».

Для этой вроде бы хорошей новости он не выглядел счастливым.

– Мне жаль, что твоего отца больше нет. – Шана сжала его руку, и легкая дрожь, словно электрический разряд, прошла между ними.

Его большой палец гладил внутреннюю сторону ее запястья.

– Спасибо. Отец был привязан к тебе.

– Жаль, что я этого не помню.

– Мне тоже.

Память не возвращалась, сведения о забытых пяти годах ее жизни сыпались сверху, как метеоритный дождь. Красиво… но Шана боялась обжечься.

Дверь снова открылась.

– Добрый день, Шана. Я – доктор Гибсон.

Чак откашлялся и отступил назад.

– Доктор Гибсон – твой акушер-гинеколог.

Доктор вкатил в палату какой-то аппарат, за ним следовала медсестра.

– Я слышал, вы двое собирались поговорить.

Чак кивнул.

– Я сказал Шане, что я ее муж. Она знает о ребенке.

– Как ты себя чувствуешь? – Гибсон остановился у ее кровати.