– Вы можете меня сломать, – сказала я, опережая его. – И убить тоже. Но спасибо, что отпустили Меллисию.
Полы одеяния качнулись – дракон сделал шаг вбок, обходя меня. Путы почти мешали мне дышать.
– Я был с тобой щедр, почти нежен, – обманчиво мягко заговорил лорд, и у меня все внутри сжалось в дрожащий комочек. – А ты выбрала отвергнуть мое предложение и свободу. – Он помолчал. – Все ради того, чтобы спасти хозяйку, вытиравшую о тебя ноги. Теперь я буду жесток – и сломаю тебя, Ри. Хороший выбор слова. В твоих интересах сломаться до бессловесной игрушки быстро, иначе я приведу сюда каждого из того отравленного мира и заставлю тебя смотреть на их смерть.
– Зачем? – едва удалось проговорить мне.
– Ты слишком сильна, чтобы тебя убивать.
Это была ложь. Я снова просто знала правду.
И правда заключалась в другом: лорд Куо на самом деле не хотел меня убивать. Он не хотел меня истязать, не хотел превращать в рабыню и лишать разума. Его самого трясло от мысли, как что-то, что он ощутил несколько минут назад, пропадет, не оставив и следа. Я будто светилась для него. Что-то еще мелькнуло за этой интерпретацией, темное, голодное, непреодолимое, что только заострило вспышку света, ослепляя и обжигая.
И сила неожиданного чувства так поразила темного дракона, что...
Уничтожить, низвести меня до вещи сейчас казалось ему безопасным.
Я могла рыдать, умолять меня отпустить или выкрикивать ругательства – все одно. Лорд не дал бы себе слушать меня. Причиняя страдание самому себе, словно полоснув по живому, он поднял меня за шею и швырнул на кровать.
Кажется, я ударилась лодыжками об остов. Кажется, шею обожгло.
– Всего лишь пустая оболочка, – процедил лорд, нависая сверху. – Пусть и эмпатка.
Он убеждал себя.
И поцелуй поцелуем назвать язык бы не повернулся: мои губы обожгло, забрало дыхание, заполнило ненавистное мне и ненавидящее меня. Я попыталась забиться, но не смогла даже пискнуть.
Но с этим касанием губ то, что происходило с драконом в этот миг, заполнило меня целиком. И мне показалось, что я горю в черном пламени: безжалостном, требующем жертв и бесчувствия, если я хочу выжить. Я задохнулась этой болью – именно от нее, а не от саднящей раны, которую оставила на моей груди берилловыми гранями небрежно разрываемая ткань.
– Вам же больно, – вырвалось у меня, когда он прекратил терзать мои губы. – Это даже не моя боль... Зачем?
Дракон остановился на миг, всего на один. Взгляд черных глаз словно дрогнул, а затем окрасился еще большей яростью, будто я оскорбила его страшнее прежнего.
Ни капли не церемонясь, он схватил меня за плечо, чуть не ломая его, и перевернул на живот, носом в покрывало, наматывая волосы на кулак, чтобы удержать голову, будто я могла сопротивляться.
Он отчаянно не хотел видеть моего лица... Не мог.
Но увидел другое.
.