Если б его похитили, – прогремел бабушкин голос, – я бы им еще и премию дала. Чтоб подольше не отпускали.

Да вы не беспокойтесь, – продолжил Алексей, – никто его не хитил. Он сам… похитился.

И куда это?

Алешка на секунду растерялся. Но не таков он был, чтобы долго размышлять перед трудностями.

Он это… к родителям уехал. В Америку.

На экскаваторе? – ахнула бабушка. С носовитым смешком.

На пароходе. На лайнере, океанском.

А деньги где взял? Банк ограбил?

– Нет. Он вас не успел предупредить. Один наш мальчик, Павлик, вчера уезжал с родителями в Америку. На постоянное местожительство. Но заболел свинкой. Ну, чтоб билет не пропал, они Ростика взяли вместо Павлика. Он мне не успел предупредить.

А вещи? – опять басовитый смешок.

У этого Павлика полно вещей. Такого же размера. И штаны, и куртка, и зубная щетка.

Ну ладно, – с угрозой сказала Калерия Андреевна, – вот позвонят родители – я им все расскажу.

Не надо! – взмолился Алешка. – Он им сюрприз хочет сделать. То его нет и нет, а тут вдруг – вот он я! Представляете, как они обрадуются!

Сомневаюсь. А сколько ему плыть?

Целую неделю.

Ладно, неделю потерплю. А потом как выдам! Но сначала выдам тебе, корнет Оболенский! Врать ты здоров, я даже позавидовала. Но я все знаю. А тебе не скажу! Если вас с Рос-тиком разделить пополам, от вас вреда будет вдвое меньше. Понял? Тогда – седлай коня! – И она положила трубку.

Вот, Дим, – вздохнул Алешка. – Какая-то мрачная тайна. Но неделя у нас есть, чтобы Ростика разыскать. И освободить. Седлай коня, поручик. Понял?

Как не понять!

Папа пришел поздно, усталый и рассеянный. Задумчивый такой.

И сел ужинать. А мы все, кругом него, сочувствовали.

Устал? – заботливо спросила мама.

В отделение ходил? – требовательно спросил Алешка.

Не успел, – виновато оправдался папа. – Я своего сотрудника туда направил.

Вот и хорошо, – сказал Алешка.

Что? Нашелся Ростик?

Еще не совсем.

И где же он?

В Америке. Вернее, на полпути. Он где-то там, в океане.

А… Ну и хорошо.

Отец, – спросила мама с подозрением, – а ты зачем в наше отделение собирался? Опять кто-нибудь что-нибудь натворил? – И она по очереди оглядела нас с Алешкой, будто прикидывала, что мы могли натворить. – Я весь день стирала.

Надо так понимать эти слова: я весь день Пыла занята и, чем они опять отличились, могла проглядеть.

Да это не они, – успокоил маму папа, принимая от нее чашку с кофе. – Деятель один, но фамилии Симаков. Он в нашем районе турфирму организовал, фальшивую. Собрал с людей деньги и отправил за рубеж.

Деньги? – спросил Алешка.

Людей. Но без денег и путевок. Они сейчас там на вокзале сидят. Голодные. И вернуться им не на что.

А Симаков? – опять Алешка.

Он тоже сидит. В милиции.

Тоже голодный?

Не совсем. Но его должны выпустить. На время.

Отец, а почему вы этим занимаетесь? – спросила мама. – Вы же Интерпол.

– А у него сообщники в Германии. Тоже мошенники.

Алешка призадумался. А потом спросил:

Пап, а он какой – Симаков? Фамилия очень знакомая. Я ее где-то видел.

Не думаю, что ты его знаешь. А вот почему ваша Татьяна Львовна на тебя обиделась, кажется, догадываюсь.

Я тоже, – сказал Алешка. – Она милицию не любит.

Папа посмотрел на него, но ничего не сказал.

В субботу папа улетел куда-то в Европу. На какой-то международный аукцион. А я стал собираться в Малеевку.

– Я с тобой, – сказал Алешка, вскакивая с тахты. – Зря, что ль, меня исключили? Чтобы я дома, что ли, сидел?

Я вздохнул и позвонил Бонифацию. Он, конечно, не возражал. Алешка – его слабость. Алешка у Бонифация – главный художник-декоратор. Для всех спектаклей он рисует эскизы декораций. Это у него классно получается. Бонифаций говорит, что Алешкины рисунки придают спектаклям особый аромат романтизма и вместе с тем достоверности.