При каких обстоятельствах и каким путем ключ попал к неизвестному, который еще накануне вечером находился в Триесте или в Белграде?

Кальмару казалось, что, вставляя ключ в замочную скважину, он становится как бы сообщником незнакомца. Но сообщником в чем?

Он опустил в щель автомата франк, затем пятьдесят сантимов, повернул ключ и, убедившись, что никто не обращает на него внимания, вынул коричневый небольшой чемоданчик, скорее даже не чемоданчик, а портфель, размером примерно сорок на двадцать пять – тридцать сантиметров, толщиной сантиметров пятнадцать.

Несколько минут спустя Кальмар вышел из вокзала и сел в первое подвернувшееся такси. Мимо шагали, словно сошедшие с цветных открыток, рослые парни в шортах, грубых башмаках, подбитых гвоздями, и в маленьких зеленых шапочках. У всех за спиной висели зеленоватые рюкзаки. Острый запах мужского пота ударил Кальмару в нос, будто мимо прошла рота солдат, возвращавшихся с маневров.

Он достал из бумажника листок, который вручил ему попутчик и на который он еще не удосужился взглянуть.

«Арлетта Штауб, улица Бюньон, 24».

– Улица Бюньон, двадцать четыре, пожалуйста. Мне говорили, что это минут пять езды.

– Даже меньше, но не в воскресенье!

Кальмар совсем забыл, что это воскресный день, и лишь сейчас увидел, что все дороги в городе забиты машинами, а панели безлюдны.

Такси двинулось в гору, покружило, снова двинулось в гору, – казалось, вся Лозанна построена на крутых склонах. Кальмар увидел большие здания – кантональная больница. У всех окон, на всех балконах стояли больные и медицинские сестры.

Он и не заметил, как такси замедлило ход.

– Приехали.

Напротив больницы – дома современного типа, все квартиры с балконами. Такси встало перед баром – несколько круглых столиков под светло-зеленым тентом.

– Подождите меня, я на несколько минут.

Шофер промолчал.

Кальмаром владело какое-то странное чувство виновности. Но разве было что-нибудь дурное, запретное в том, что он привез чемоданчик по адресу, нацарапанному незнакомцем на листке записной книжки?

Почему же ему хотелось остаться незамеченным и почему он подумал, не привлек ли внимание людей, сидевших в баре, его кремовый, итальянского покроя костюм?

Кальмар ожидал, что здесь, как и в Париже, вход оберегает привратник. Но вместо привратницкой увидел почтовые ящики, украшенные визитными карточками владельцев или написанными от руки фамилиями. Ящики висели друг над другом в четыре ряда. Очевидно, по количеству этажей. Имя Арлетты Штауб значилось под номером 37 в третьем ряду.

Кальмар вошел в лифт, доставивший его на площадку перед довольно длинным коридором. На всех дверях были визитные карточки или надписи. И в каждой двери – круглый, величиной с пуговицу, стеклянный глазок, позволявший хозяину, не открывая двери, увидеть посетителя. Номер 37 – последняя дверь в конце коридора. Кальмар позвонил и вдруг весь покрылся потом, словно в самое жаркое время лета. Его охватила беспричинная паника, и захотелось как можно скорее покончить со всем этим.

Может, быть, вот сейчас кто-то разглядывает его в стеклянный глазок, вмонтированный в дверь из красного или палисандрового дерева?

Теряя терпение, Кальмар снова позвонил и прислушался. Никто не спешил открыть ему, за дверью царила тишина. Он машинально нажал на ручку.

Дверь подалась без всякого усилия с его стороны. Он шагнул в переднюю.

– Есть тут кто-нибудь? Мадемуазель Штауб дома?

Прямо против входа висел бежевый плащ, налево открытая дверь вела в залитую солнцем гостиную. Дверь на балкон была тоже широко открыта, и ветер вздувал занавеску – совсем как в поезде из Венеции.