– Простите, – неожиданно раздался вежливый голос, – но, может быть, кто-нибудь объяснит мне, зачем я здесь?
Хок резко обернулся. Безумец, принесенный Барбером, сидел, прислонясь к стене, и смотрел на них ясными, слегка удивленными глазами. Шторм вдруг рассмеялся:
– Что ж, нет худа без добра. Бледные существа невольно сделали полезное дело: оживив ему память, они вернули бедняге разум.
Человек изумленно озирался.
– Я догадываюсь, что мои вопросы сейчас некстати, – произнес он, – но скажите, разве мы не в тюрьме?
– Не беспокойтесь, – усмехнулся Хок, – это ненадолго. А кто вы?
– Вульф Саксон… кажется.
Джессика, пошатываясь, приблизилась к Макреди, стоявшему у стены и терпеливо ожидавшему, когда его заметят. Хок готов был поклясться, что парламентер не сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как они оставили его.
– Задание выполнено, – с трудом проговорила Джессика. – А у тебя были проблемы?
– Никаких.
Макреди оглянулся. Хок проследил за его взглядом и увидел семь трупов в тюремных робах, лежащих вповалку у дверей камер. Хок внимательно посмотрел на невооруженного посредника, и тот таинственно улыбнулся.
– Я уже говорил вам, что доволен жизнью. «Я не собираюсь тебя ни о чем спрашивать», – подумал про себя Хок, а вслух тоном человека, желающего сменить тему разговора, произнес, обращаясь к Джессике:
– Вас можно вас поздравить с новым успехом.
– Вы шутите, – горько проронила Джессика. – Твари, которых нам велели водворить на место, мертвы. Преисподняя превратилась в пылающий костер. Вы представляете, сколько стоит отстроить ее заново? И вы еще говорите об успехе!
– Но ведь мы живы. – Изабель покачнулась. – Неужели этого недостаточно?
В кабинете коменданта тюрьмы отряду пришлось долго терпеть, ожидая, пока Декстер хоть чуть-чуть успокоится. Бунт был уже подавлен, но мир в Жилище проклятых воцарился лишь ценой огромных потерь с обеих сторон. Материальный ущерб от мятежа оказался весьма существенным, но на это никто не обращал внимания. Теперь, во всяком случае, для заключенных нашлось занятие, не дающее им предаваться разлагающему безделью. Основательный ремонт, как ничто другое, убивает свободное время. Узники будут так выматываться, что просто не смогут думать о новом бунте.
Тем не менее комендант без особой радости встретил известие, что его бесценные подопечные из Преисподней погибли, а сама Преисподняя превратилась в пылающие руины.
В конце концов Декстер перестал кричать (отчасти потому, что потерял голос) и нырнул на свое любимое кресло. Стискивая подлокотники, он с ненавистью взирал на Стражей. Хок осторожно откашлялся, и комендант резко обернулся к нему – он напоминал кобру перед броском.
– Вы, кажется, что-то хотели сказать, капитан Хок? Говорите! Быть может, ваши слова объяснят позорный провал миссии и заставят меня отказаться от намерения запереть вас в самую грязную, мерзкую камеру, какую я только смогу найти, а ключ от нее выкинуть в сточную канаву!
– Все могло быть гораздо хуже, – возразил Хок. Лицо Декстера приняло занятный зеленоватый оттенок, и Хок торопливо продолжил: – В соответствии с вашими указаниями нашей главной задачей являлось предотвратить освобождение узников Преисподней и их проникновение в город. По-моему, теперь можно с полной уверенностью сказать, что они больше не угрожают Хейвену. Готов признать, что сама Преисподняя в удручающем состоянии, но ее толстые каменные стены прекрасно выдерживали огонь. Небольшая уборка, маленький ремонт – ваша тюрьма будет выглядеть как новенькая. Кроме того, нам удалось спасти из портрета Мессершманна некоего Вульфа Саксона и вернуть ему разум. Кажется, мы все-таки поработали неплохо.