Доктор из поликлиники, разворачивая малышку в комнате на диване, говорила маме:
– Ну, я не знаю, как вам повезло. Папа-то у вас жил на лекарствах… А если бы девочка родилась… – тут доктор помедлила, – ну, скажем, без рук и без ног?
А мама отвечала, торопясь закончить разговор:
– Я знала, что мы везучие.
Мишка смутно вспоминал, что папе она тоже так говорила: «Мы везучие», а вышло всё иначе. Ему опять стало тревожно и захотелось спрятаться от всех. Он вышел в кухню. Там на полу возле батареи ещё громоздились папкины учебники.
Он машинально взял верхнюю книгу, открыл наугад, изумился, что вся страница была в формулах, подумал о том, что они могут значить. И сам не заметил, как погрузился в них и увяз. Непонятное не отпускало его. От вытащил из стопки толстый математический справочник, поглядел, как в учебнике называлась глава, стал искать что-то похожее в алфавитном списке, но ему никак не попадалось объяснение формул.
Мама заглянула к нему в книги. Оказывается, она успела проводить доктора, и на кухню пришла, чтобы сполоснуть соску-пустышку.
– Ты для начала возьми учебник только на один класс старше, – сказала мама.
Мишка и взял, для начала, в библиотеке. Позже, ближе к весне, сдал его и взял учебник на два класса старше.
В математику он каждый раз погружался, чтобы пройти новый путь. И иногда это был путь вверх по ступенькам, когда ты устал уже, а лифта нет. А иногда Мишка блуждал в лабиринте со множеством ответвлений и тупиков. Он видел, что проходит один и тот же участок уже не в первый раз, и соображал, что надо теперь повернуть не вправо, а влево.
Бывало и так, что Мишка преодолевал задачу одним прыжком. Это был то детский прыжок на одной ножке, то рискованный прыжок через расщелину. И всегда это было красиво, и он любовался, глядя на переписанное начисто решение, и радовался, что открыл его – точно задачу не люди придумали, составлявшие учебник, – точно она существовала всегда, как звёзды на небе, и как моря на земле, и как число «пи».
Мама, носатая и взъерошенная, сказала в лицее:
– Вы только посмотрите моего мальчика!
И его взяли, хотя приём был окончен.
Это было не по правилам – и Мишка видел, что в классе приняли его недружелюбно. «Нужно перетерпеть, – сказал он себе. – Скоро они узнают, что я нормальный и что меня взяли сюда по экзаменам».
Мишке нравился его новый класс, и Кирка нравилась, хотя и передавала ему Эля Локтева: «Кирка хотела тебе объявить бойкот». И тихая Лена Суркова однажды сказала ему то же самое.
И он пытался понять, почему. Кирка смотрела на одноклассников чуть насмешливо, требовательно и очень цепко, как это определил про себя Мишка. Если уж решила за тобой наблюдать, так и будешь целый день чувствовать на себе её взгляд. А если она заметит, что и ты на неё смотришь – поглядит в ответ вопросительно: мол, тебе что-нибудь нужно? Вот ты уже и в дураках.
Поэтому он её только украдкой и мог рассматривать. Кирка была темноволосая, с быстрыми и точными движениями. Казалось, ей доставляет удовольствие просто ходить и доставать книги из рюкзака, и поднимать руку на уроках.
Когда Кирка хотела, она могла быть необыкновенно убедительной. Она тянула руку и улыбалась, глядя на учителя прямо, в упор – и обычно учителя выбирали именно её руку из всех поднятых рук. И кто-то в классе выдыхал разочарованно.
Одного Михайлова – Хичика – спрашивали так же часто, как и Кирку. Особенно на физике – физичка словно пыталась всему классу показать, что он снова к уроку не готов. Так Мишкина первая учительница, Людмила Юрьевна, его старалась на уроках подловить. Но Мишке везло, а Хичику – нет.