Она остановилась и повернулась к нему:

- Не смог забыть?! Серьезно?! И что же ты сделал? Вернулся? Через двенадцать лет?

- Я сделал то, что сделал, - ответил Макс. – Выживал. Старался изо всех сил любить кого-то другого, не тебя. Запрещал себе каждый день думать о тебе и о том, как могло бы быть. Как должно было быть! А потом взял и рубанул все одним махом – развелся и приехал сюда.

- Ты хочешь сказать, что развелся из-за меня?

- Ты , как бы это сказать, замаскировалась под массу других причин. И самая существенная из них – я просто понял, что ни с кем не хочу жить, кроме тебя.

Алина печально улыбнулась.

- Красиво… Похоже на речь женатого мужика, который  хочет закадрить кого-то на стороне.

Макс резко остановился и притянул ее к себе. Ее глаза. Когда-то он тонул в них. Сейчас это было не возможно. Он уперся в серую морозную стену. Надо отогреть, надо растопить лед, под толщей которого, прячется его девочка…Тем более, он уверен – его за этой стеной ждали. Очень ждали.

- Я не женатый мужик, но закадрить хочу. Очень хочу.

- У тебя уже был шанс.

- Я помню.

- И ты его упустил.

- И это я тоже помню, - он уткнулся носом ей в висок. - Скажи, как мне это поправить, - дыхание внезапно стало для него недоступным.

И снова:

- Скажи…

- Но в том – то и дело… - голос Алины безлико плыл в тишине. Ни горечи , ни напряжения. - …никак, - договорила она.

Он сделал судорожный вздох.

- Но я так…

Он осекся, замялся.

- …тебя…

- Я это знаю. И я тоже, но , наверное, тогда этого было недостаточно.

- Олененок, послушай… - его лицо так близко... «Олененок?! Он сказал: олененок?!» Сердце больно билось в груди. «Он не может! Он больше не имеет права ее так называть!» Алина , не мигая, смотрела в его глаза с черным зрачком и голубой радужкой с еле заметными вкраплениями, на чуть подрагивающие от волнения ресницы,  потом медленно перевела взгляд на губы…Она ждала, что он скажет еще. Постояв так несколько минут, но казалось, что целую вечность, Алина медленно подняла руки и обняла его за шею, слыша шумный выдох Макса, в котором было столько облегчения, что ей стало не по себе. А еще  - хорошо. Как же хорошо стоять вот так, обнимая, чувствуя тепло его тела, от которого постепенно теплеет на душе. Его губы плавно приблизились и накрыли ее долгожданным поцелуем, проникая внутрь и оплавляя огромную глыбу боли, что давным-давно сковала ее душу. Свет сразу погас. Звуки исчезли - наступила абсолютная тишина.  Мир перестал существовать.

Какими же мягкими и нежными могут быть мужские губы.

 Поцелуй был долгим. Воздуха ей не хватало, да он и не был ей нужен. Когда они оторвались друг от друга, ее трясло, колени дрожали, словно она пробежала марафон.

Макс перевел дух и хрипло спросил , касаясь своим лбом ее лба:

- Скажи, ты сможешь меня когда-нибудь простить?

***

Уже стемнело, когда они вернулись в дом . В гостиной пусто. Из кухни доносятся приглушенные голоса взрослых, потом сдавленный взрыв смеха. Детей уже уложили . Они тихо, чтобы не быть замеченными, поднялись на второй этаж.

- Ты еще можешь все остановить, - он придержал ее у двери.

Ничего не говоря, она потянула его в свою  комнату и прикрыла дверь.

Его накрывало странное обжигающее чувство: смесь счастья и паники. Смешно, но он боялся как пацан – взрослый , опытный мужик. Да нет, не смешно совсем. Не зажигая свет , он притянул ее к себе , пытаясь непослушными пальцами расстегнуть пуговки на ее блузке. Сердце гулко билось о ребра.

Радость от того, что он вернулся, злость на то, что когда-то он лишил ее самого важного в жизни, смешались в тугой ком противоречивых чувств. Алина понимала, что сейчас, именно в эту секунду наступила ее точка невозврата. Черта, после прохождения которой, ничего и никогда уже не будет у нее как прежде. Но теперь это от нее  далеко. Стоило лишь задержать взгляд на его лице, на его таких знакомых чертах, на его голубых глазах, на его руках, обнимающих ее,  и  она теряла голову.  Предвкушение неизбежного сковывало и затрудняло движения, наполняя мышцы рук и ног истомой.