– Я поняла. Я… я согласна…

– Тогда проверим, насколько ты поняла. Идем, – я направляюсь в сторону Сонькиной комнаты.

– Что? Что ты хочешь? – семенит за мной Инесса. – Что проверим?

– Какая ты теперь у нас послушная и милая, – глумлюсь я. – Заходишь сейчас к Соньке и просишь прощения.

– За что?

– За всё! Мало ты ее изводила и унижала? – тут же закипаю я. – Мало из-за тебя ее отец гнобил? Помнишь, как он по твоей просьбе заставлял ее вымаливать у тебя прощение? Вот сейчас повторишь этот номер, только теперь сама. Ясно?

Инесса, скиснув, кивает. Я иду дальше, она покорно тащиться следом.

Захожу первый в комнату к Соньке. Она залипает в телефоне с несчастным видом, но, увидев меня, вздрагивает и быстренько прячет сотовый в карман.

Но когда на пороге возникает Инесса, Сонька аж темнеет лицом.

– Что ей тут надо?

– Соня, – молвит наша мачеха убитым голосом. – Прости меня, пожалуйста. Я была к тебе несправедлива. Мне очень жаль.

Затем Инесса обращается ко мне:

– Всё? Я могу идти?

– Вали.

С перекошенным лицом она выскакивает пулей. А Сонька наконец закрывает рот.

– Стас, это что сейчас такое было?

– Покаяние, – плюхаюсь на диван рядом с ней. Про брата Инессы Сонька не знает, и чтобы не допытывалась, перевожу разговор: – А ты чем занималась? Только не говори, что ты все еще по Шаманскому с ума сходишь.

– Нет! – врет она. Я всегда вижу, когда она врет. – Я, наоборот, контакт почистила, все фотки Алекса сейчас удалила…

– Хорошо, если так. Если бы ты сразу меня послушала…

Она, горестно вздохнув, кивает. Но затем все равно упрямо произносит:

– Если бы не эта рыжая сучка… она перед ним там жопой крутила… и ведь знала же, что он со мной… а все равно… тварь…

– Да блин, – раздраженно прерываю ее я. – Соня, кончай гнать. Меркулова тут вообще ни при чем. Я тебе всегда говорил, что Шаманский – мудак. Не было бы Полинки – была бы другая.

– Откуда ты можешь знать?

– Да все мы такие. Это у вас, у девочек, всякая муть в голове, – обнимаю ее за плечи.

– Не муть, а любовь.

– Один хрен. Просто нам это вообще не надо.

– Ладно, у нас любовь, а у вас что?

– А у нас тестостерон, – усмехаюсь я.

– Алекс говорил, что любит меня, – тоном обиженного ребенка возражает она.

– Да гнал он тебе, чтобы прикатать на… А у тебя с ним точно ничего не было?

– Да точно, точно! – перебивает Сонька. – Но мне вообще-то уже восемнадцать. Если я захочу…

– Я тебе захочу! – повышаю я голос.

– И что ты сделаешь? – дразнит она.

– Увидишь. А если серьезно, оставь уже Меркулову в покое.

– Не могу. Я так сильно ненавижу эту рыжую тварь. Закрываю глаза и опять вижу, как она с ним целуется… Как я ее ненавижу!

– Ненавидь на здоровье. Просто притормози немного с разборками. Реально, Сонь, это уже перебор. Мало того, что случилось?

Она дергает плечом и скидывает мою руку. Подтягивает колени к груди и сидит теперь, надувшись. Минуту сидит, две, потом заявляет:

– Ты тоже против меня!

– Дурочка, – легонько щелкаю ее по макушке. И опять обнимаю за плечи.

Сонька еще пытается обижаться, но почти сразу сдувается.

– Ой, Стас, – вспоминает она. – А что с дочкой уборщицы? Задали ей жару?

– Да так, прикололись немного. Влад снимал, скинет потом в чат видос. Может, уже скинул.

– Она от нас свалит?

– А она тебе чем мешает?

– Она мне не нравится. Швабра! Хочу, чтобы она скорее свалила. И ты вообще-то обещал, что она долго не продержится.

– Угу, – бездумно киваю я. А сам вспоминаю ее забег. А следом – как она пялилась на меня, сверкая глазами. С такой жгучей ненавистью, аж кровь заиграла. – А как, кстати, ее зовут?