Мы на грани катастрофы. Это всё… Это всё точно не ведёт ни к чему нормальному: брат за дверью никак не угомонится, я сама в панике, а Дан…

Дан как раз явно в своей стихии: не теряет уверенности, отбирая остатки её у меня. Его вообще ничто не способно остановить: делает ещё несколько развязных движений бёдрами мне в попу, чтобы я снова и снова чувствовала его член. Чёрт возьми… Между нами словно совсем нет одежды.

По ощущениям так как будто везде, а по факту её нет уже там, где его рука пробирается мне на спину, нащупывая застёжки лифчика. Рубашка на мне как минимум смята, а кажется, что и пуговиц нескольких лишилась. Едва держится.

О нет… Нет же!

Впиваюсь ногтями ему в руку – игнорирует, продолжает тискать меня и заполнять собой. Да-да, именно так – хотя он ещё не лишил меня девственности. И если я сейчас ничего не предприму, то это будет именно «ещё».

Ещё и ещё… Дан демонстративно вдыхает мой запах, снова засасывая кожу где-то у шеи и уже справившись с застёжкой. Макс у двери совсем с ума уже сходит – но это я улавливаю скорее остатками сознания.

– Я… Я просто танцевала, – решаюсь заговорить, когда очередной очень сильный удар Макса по двери едва не вышибает её. Боюсь представить, что будет, если он это всё увидит… – Угомонись, – увы, мой голос не звучит жёстко-доходчиво, дрожащий слишком.

– Просто? – ухмыляется Дан, резко развернув меня к себе и зажав между собой и ближайшей к двери стенкой. – Нет уж… – взглядом скользит мне на губы, которые наверняка чересчур припухшие и обкусанные от его недавних диких действий. – Мы в ответе за тех, кого возбудили, – глубокомысленно выдаёт свою интерпретацию цитаты Экзюпери, снова клонясь ко мне.

– Ты в состоянии справиться сам, – выдавливаю, резко отвернувшись. Его это, впрочем, не особо смущает: его губы и у меня на щеке развратничать умудряются. Мурашки посылают по ней, кончиком языка пробуют, дразнят. – Ты уже большой мальчик,– как ни странно, ещё умудряюсь что-то говорить.

– О да, большой, – порочно соглашается Дан, резко расположив ладони у меня на попе и притягивая к себе, вжимая в свой стояк. – Хочешь ощутить, насколько? Мокрая уже, да?

Боже мой… Я не могу это слышать и ощущать в реальности! И какого чёрта Дан вообще думает, что я тоже возбуждена? Я недостаточно сопротивляюсь?

Зато теперь, когда он неожиданно опускается передо мной на колени, тут же принимаясь расстёгивать мне ширинку, резко впиваюсь ногтями ему в плечи, брыкаюсь и едва ли не ору:

– Нет!

Реакция следует незамедлительно. Вот только от Макса:

– Я слышал это «нет»! Вызываю ментов, если ты живо не откроешь долбанную дверь!

Дан кривится, но всё ещё не действует как-либо явно. Не открывает Максу, но и выпрямляется, не раздевая меня больше. Мои руки всё ещё у Филатова на плечах, и сознаю это, только когда мы снова лицом к лицу. Ну почти, не считая разницы в росте… Прошибает его тёмным нечитаемым взглядом, не сразу даже решаюсь убрать пальцы – до сих пор ногтями впивалась.

Наверняка оставила на нём немало следов… Но ведь и он на мне тоже.

Дан загнанно дышит, резко располагая ладони по обе стороны от меня. А за дверью всё более шумно становится. Кажется, ребята всё-таки подтянулись к Максу – неудивительно, что как минимум у Миши бы возникли вопросы, почему мой брат пытается сломать дверь одной из его комнат.

– Она сопротивляется… – доносится до меня обрывками фразы злой голос Макса. – Он насилует…

Замираю. Это ведь не так! Или…

Звучит слишком ужасно, всё внутри протестует такому определению, но разве по факту не так оно и есть? Я сопротивлялась. Сопротивлялась же?