Да что там – просто не могу.

Его руки всё ещё сжимают меня… Хотя даже если бы перестали, я бы всё равно не прекратила бы чувствовать.

Он так близко… Я вся пропитана его жаром, потребностью дикой. От этого меня колотит, но и от этого, как ни странно, вывожу. Не пребываю на грани потери сознания, как утром – наоборот, слишком чувствую, слишком остро. Всё во мне отзывается именно на состояние Дана. А оно уж точно не спокойное…

Не стоило слишком буквально воспринимать идею Макса потанцевать перед Даном. Я когда-то занималась танцами, и брат решил, что будет круто, если я этим Филатова заинтересую. Ну а я… Толпа народа вокруг раскрепостила, позволила думать, что я в безопасности. Меня понесло…

И вот теперь несёт его. Дан вроде как ничего такого не делает, но его вот именно заносит, причём даже сейчас. Не уловить невозможно просто.

– А раз я по-твоему такой еблан, которого стоит бояться, то что мне терять? – говоря это всё тише с каждым словом, Дан обдаёт меня горячим дыханием, потому что и клонится ниже, ко мне…

А потом и вовсе впивается губами в губы. Резким рывком, моментально погружая моё сознание в туман, а меня саму – в сплошное безумие эмоций. Они не мои… Они не могут быть моими – видимо, от него слишком сильно исходят. Штормят буквально, затапливая и меня.

Эта потребность, эта жажда, этот голод дикий… Буквально требующий немедленного утоления!

Дан буквально вжимает меня в себя, одновременно лихорадочно блуждая ладонями мне по телу, сжимая, гладя, тиская. Потом зарывается пальцами одной руки мне в волосы, больно оттягивая, требовательно очерчивая языком контур моей нижней губы. Призыв… Нет – требование.

И я какого-то чёрта поддаюсь, скорее машинально, потому что больше ни на что сейчас не способна. Только и могу, что раскрыть губы, впуская горячий язык и издавая прерывистый выдох в губы Дана. Он в ответ тоже какой-то звук издаёт, сжимая меня крепче, пошло бёдрами подаваясь, вынуждая прочувствовать стояк, соприкасающийся с моей промежностью так, будто на нас одежды вообще нет. Слишком нетерпеливый, яростный даже – как тут не считаться!

Язык в это время атакует мне рот, успевая и везде, догоняя мой и задавая такой ритм, что голова моментально кружится. Кровь бурлит. Не понимаю, что происходит – ни черта уже не понимаю…

Его губы двигаются ещё быстрее, жарче, нетерпеливее, засасывая, покусывая, сминая. Ладони так и продолжают плавить мне тело, не оставаясь долго на одном месте, будто хотят успеть везде. В волосы тоже то зарываются, то отпускают. Дрожу и никак не могу разобраться, что делать с собственными руками. Губами… Языком… Всё словно Дану принадлежит, не мне, я уже не управляю ничем.

И это не меняется даже в те доли секунды, когда наши губы расстаются – мне бы и больше времени не хватило, чтобы прийти в себя. А Дан не позволяет это сделать, спускаясь губами ниже, вдыхая мой запах, засасывая кожу. Она чертовски чувствительная сейчас на том самом месте на шее. Оттуда мурашки по всему телу гоняют.

Издаю то ли всхлип, то ли протестный стон. Надеюсь, что протестный…

– Две минуты прошли! —слышу злой голос Макса и чувствую удар по двери.

Отрезвляющий мгновенно. Судорожно тянусь к ручке двери, чтобы отпереть её, но Дан кладёт руку на мою. Простреливая даже таким гораздо более невинным, чем недавно, прикосновением. Потому что оно мгновенно в те моменты швыряет.

– Пусть свалит,– чеканит Дан. – Мы не закончили.

Он не просто говорит: зажимает меня между собой и дверью, толкаясь стояком на этот раз мне в попу. Чуть прикусывает мочку уха, а рукой на этот раз ныряет прямо под мою рубашку.