. Люди вступали в дивный новый мир, пределы развития которого определяло только человеческое воображение; в новую реальность, наступления которой ожидали с минуты на минуту. «Если на углу 42-й улицы и Лексингтон-авеню “атомное” такси столкнется с “атомным” трамваем, – объяснял редактор Astounding Science Fiction, издания, которое никак нельзя обвинить в сухости изложения, – то будет полностью уничтожен весь район Центрального вокзала»[58]. А растопить полярную шапку, отмечалось в журнале Science Digest, было бы не только пагубно, но и разорительно дорого. Применение же атомных источников энергии в домашнем хозяйстве, подмечал журнал Scientific American, ограничено тем неудобным обстоятельством, что все эти устройства весят минимум по 20 тонн – и это без систем охлаждения и радиационной защиты[59].

Столкнувшись с такими невероятными расчетами, большинство людей сделало единственную разумную вещь: они отключились от этой проблемы и стали просто жить – как обычно, надеясь на лучшее.

В классе № 412 всегда было дьявольски жарко[60]. Розина была известным ипохондриком и всегда куталась в шаль, спасаясь от воображаемых сквозняков. «Прикройте окно!» – хрипела она, едва кто-то осмеливался сделать щелочку шире. Когда в аудиторию набивались все ее 1520 студентов, им приходилось то и дело просить ее выйти в коридор, чтобы проветрить помещение.

В этом классе над двумя роялями висели два портрета: небольшой – Иосифа Левина и побольше – Антона Рубинштейна. В 1889 году, когда она, тогда Розина Бесси, впервые увидела Иосифа, ей было девять лет, а ему – четырнадцать. Иосиф пришел к ней как репетитор по фортепиано. Именно Иосифа выбрал Рубинштейн для того, чтобы исполнить с ним бетховенский Концерт для фортепиано с оркестром № 5 Ми-бемоль мажор, известный как «Император». После исполнения Рубинштейн публично обнял Левина и объявил его своим преемником. Остальная часть истории Левиных стала легендой. Розина вслед за Иосифом поступила в консерваторию, а через неделю после того, как девушка окончила курс, они поженились.

Друзья говорили, что этот брак не продлится и года. Но, когда Розина услышала разговор, в котором утверждалось, что в семейном дуэте не он, а она является лучшим пианистом, она тут же перестала концертировать и целиком посвятила себя карьере Иосифа. Именно в поисках больших возможностей для него они переехали в Западную Европу и стали писать свою фамилию на французский манер – не Levin, a Lhevinne.

В классе Розина всегда сидела в зеленом кресле – его называли троном. Ее короткие волнистые волосы скрывались под седым париком, который иногда съезжал набок. За внешностью маленькой старой леди скрывался сложный характер. Она была одновременно добрым «матриархом», который беззастенчиво сводил между собой одиноких первокурсников, и скупым на похвалы мастером-манипулятором, который натравливал одноклассников друг на друга. Она отпускала грубоватые шутки и сама же над ними смеялась, но иногда на нее накатывали приступы депрессии, и тогда она становилась непроницаемой и холодной, «а ее глаза с нависающими веками напоминали глаза угрюмой жабы». Советы, которые она давала, зависели от ее настроения, но если студент осмеливался пожаловаться на их противоречивость, то она просто отмахивалась от него: «Ну, знаете, – бурчала она с сильным русским акцентом, – это было в понедельник, а сегодня пятница». Отношения с английским языком у нее были мучительные. Однажды, когда некий журналист спросил у нее, как она готовится к концерту, она ответила: «После небольшой разминки и простого обеда я ухожу к себе, чтобы отдохнуть и потренировать пальцы на проходах» (passages – это не только пассажи).