Родитель был пьян, и не сказать, чтобы слегка.

– Марк! – воскликнул наконец он, просияв узнаванием и даже пытаясь сделать маленький шаг вперед, к сыну. – Тебя же тут не было… больше года не было. Да все полтора не было… Даже два! Чо… чо случилось, а? Ты где пропадал?!

– Долгая история, па. Давай-ка я тебе помогу.

Он сам распряг пару, отвел лошадей в стойла, выскреб как следует и задал корму. Все это время он рассказывал.

– …в общем, когда они уничтожили мою повозку, мне пришлось уйти. Потому что я испугался. Ну, и ушел. На юг.

Он задвинул засов на двери конюшни.

Солнце как раз спрятало последний краешек за горизонт.

– Но тебя не было так долго, Марк… Ты нам ни словечка за все время не послал. Никакой весточки…

– Не мог я, па. А… как мама?

Маракас не ответил и даже глаза отвел. Потом ткнул пальцем в сторону их маленького сада.

– Там она, – пробормотал он после долгого молчания.

Марк тоже не посмел заговорить сразу.

– Как это случилось? – вымолвил он наконец.

– Во сне. Совсем не плохо для нее. Идем, я тебе покажу.

Они вышли и зашагали к яблоням. Под одной из самых старых виднелась маленькая, обложенная камнями могила, почти спрятанная в тенях и сплетеньях корней.

Марк остановился, не доходя до нее, и повесил голову.

– Мой… уход, – сказал он. – Это же никак не связано с… правда?

– Что ты, сынок. Конечно же, нет. – Маракас положил ему руку на плечо.

– Никогда ведь по-настоящему не ценишь… – пробормотал Марк. – Пока не потеряешь навсегда.

– Я знаю.

– Значит, вот почему тут все не так, как раньше?

– Да. Ни от кого не секрет, что я заливаю за воротник. Не до дома стало как-то… Не до хозяйства…

Марк кивнул и, проглотив ком в горле, опустился на колено, потрогал камень.

– Теперь, когда ты вернулся, – несмело сказал Маракас, – мы могли бы заправлять тут всем вместе.

– Не могу, отец.

– В деревне у них теперь другой кузнец. Совсем новый парень.

– Туда я тоже возвращаться не собираюсь.

– Так что же ты станешь делать?

– Кое-что новое, совсем другое. Это тоже долгая история. Мама…

Тут у него перехватило горло, и Марк надолго замолчал.

Тишину прервал Маракас:

– Сын, я когда пью, у меня в голове туман… так что не знаю, надо ли мне сказать это тебе сейчас… или потом – или вообще никогда. Ты любил ее, она любила тебя, и я не знаю… Короче, мужчине надо такое знать рано или поздно, а ты нонеча уже мужчина… И тут все без тебя стало сильно по-другому. Мы, в общем, хотели ребенка, понимаешь?

Марк медленно встал.

– Ты о чем сейчас? – осторожно спросил он.

– Я тебе не отец. А она – не мать. Не по природе, во всякошном случае.

– Я не понимаю…

– Из наших собственных детей никто не выжил. Печальное дело, да. Так что, когда нам представился случай дать дом малышу, мы его и взяли. То есть тебя.

– А… кто тогда мои настоящие родители?

– Этого я не знаю. Все сразу после войны случилось.

– Так я что, сирота?

– Это вряд ли. Не понимаю я этих волшебников – больно мудрено говорят. Словом, они не смогли собраться с силами и просто прибить мальца старого Дьявола Дета и замест того отослали его куда-то в дальнюю даль, а взамен взяли тебя. Сказали, мол, ты подменыш. Вот и все, что мне известно. Мы с женой были рады-радешеньки тебя взять. Мел с тобой гораздо счастливее стала, чем до тебя… И я тоже. Надеюсь, это меж нами ничего не изменит, сын. Но, подумал, пора бы тебе уже и знать. Вот оно, стало быть, как.

Марк лишь обнял его.

– Я был вам нужен, – сказал он, помолчав. – Это куда больше, чем много кто мог бы сказать.

– Хорошо-то как снова видеть тебя! Идем-ка скорей в дом. У меня в повозке еда припасена и еще всякое.