– Тупость какая! – Лошадка упала на бок. – Нет, это правда тупость.

Он поставил лошадку на ноги.

– Хотя, может быть, я подожду, пока не смогу показать им что-то получше. Такое, что им понравится.

Следующей весной он продемонстрировал избранной горстке друзей и соседей плавучее устройство для управления шлюзом оросительной системы. Две недели все только об этом и говорили, но потом решили, что ставить такое себе – дураков нет. Когда случился весенний паводок (и потом, когда пришли дожди), округу, конечно, слегка подтопило, но население лишь дружно пожало плечами.

– Надо показать им что-то еще лучше, – горячился Марк. – Такое, что им просто обязано будет понравиться.

– Почему? – спросила Нора.

Он озадаченно уставился на нее.

– Потому что должны же они, в конце концов, понять…

– Что?

– Что я прав, а они – нет, конечно.

– Людям такое редко нравится, знаешь ли.

– А вот посмотрим, – ухмыльнулся он.

Когда мальчику исполнилось двенадцать, он взял с собой гитару (как брал и во многие другие дни) и отправился в крошечный парк, запрятанный глубоко в стальном, стеклянном, пластмассовом и бетонном чреве города, где нынче обитала его семья.

Он дружески похлопал по боку синтетическое дерево и зашагал по неживому газону мимо голограмм покачивающихся цветочков в сторону оранжевой пластиковой скамейки. Скрытые динамики через рандомные интервалы включали записи птичьих песен. Искусственные бабочки скользили вдоль невидимых направляющих лучей. Потайные аэрозоли регулярно выпускали в воздух цветочный аромат.

Дэн извлек инструмент из футляра, настроил. И начал играть.

Одна из фальшивых бабочек неосторожно пролетела слишком близко, застыла в воздухе и упала в траву (тоже фальшивую). Дэн прекратил играть и нагнулся посмотреть на нее. Мимо шла женщина; она бросила наземь у его ног монетку. Дэн взъерошил волосы, глядя ей вслед. Растрепанная серебряно-белая прядь, бежавшая через его черную шевелюру от лба до загривка, снова упала на место.

Он пристроил гитару на колено, взял аккорд-другой и перешел на затейливый праворукий стиль, в котором уже некоторое время практиковался. Что-то черное слетело на землю и запрыгало поблизости. Птица…

Ух ты! Настоящая птица!

Дэн чуть мимо струны не промазал от такого зрелища, но все-таки удержал аппликатуру и только съехал на другой стиль, попроще, чтобы можно было продолжать глазеть на эту диковинку.

По ночам он, бывало, залезал на крышу, где гнездились птицы, и играл там под звездами, слабо подмигивавшими сквозь дымку. Слышно было, как они щебечут и хлопают крыльями где-то над головой. А вот в парках он почти никогда их не видел (наверное, в аэрозоль что-то подмешивали), и на гостью он сейчас смотрел с легкой оторопью. Птица тем временем подкралась к павшей бабочке и ухватила ее клювом, но тут же уронила, недоверчиво наклонила голову, клюнула еще разок и поскакала недовольно прочь. Пара секунд, и она снова взмыла в воздух и была такова.

Дэн вернулся к более сложной схеме, а потом даже начал петь, вплетая свой голос в городские шумы.

Солнце багряно катилось по небу.

Пьяница, возлежавший на газоне ниже уровня голограмм, тихо всхлипнул во сне. Парк то и дело принимался глухо вибрировать – это под землей проходили поезда. Несколько раз сбившись, Дэн вдруг понял, что у него, кажется, начал ломаться голос.

Марк Мараксон – шесть футов живого росту (и все еще растет!) и мускулы, как у любого нормального кузнеца, – вытер руки о фартук, зачесал непокорную рыжую гриву пятерней назад и взобрался в седло.