– Это было реально здорово. Что ты играл?
– Так, какие-то звуки. Не знаю.
– А почему перестал?
– Тебе же не нравится.
– Никогда такого не говорил!
– Так я тебе говорю. Видно же.
Майкл сел рядышком и положил сыну ладонь на плечо.
– Ну, значит, ты ошибаешься. У всякого человека есть то, чем ему нравится заниматься. У меня это работа, – он помолчал и, наконец, выдал: – Ты меня напугал, Дэн. Понятия не имею, как так получается, что машина с ума сходит, стоит только тебе появиться в комнате… – а то, чего я не понимаю, меня иногда пугает. Но я на тебя в самом деле совсем не сержусь – просто так кажется, если меня выбить из колеи.
Мальчик перевернулся на бок и посмотрел ему в глаза. Потом слабо улыбнулся.
– Может, сыграешь мне что-нибудь? Я был бы рад послушать.
– В другой раз.
Майкл оглядел комнату. Большущая полка книжек с картинками, конструктор лежит, так и не распакованный… Мальчик тем временем принялся чесать запястье.
– Ты что, руку поранил?
– Угу. Ее просто дергает… родинку… иногда.
– И часто?
– Всякий раз, как… такое случается.
Он неопределенно махнул рукой в сторону входной двери – и внешнего мира в целом.
– Уже почти прошло.
Майкл взял сына за руку и в который раз внимательно изучил темный силуэт дракона на внутренней стороне запястья.
– Доктор сказал, беспокоиться тут не о чем – ни во что плохое она никогда не превратится.
– Да все уже нормально!
Майкл еще некоторое время поглазел на пятно, потом пожал легонько руку и мягко положил на одеяло.
– Может, хочешь чего-нибудь, Дэн? – спросил он с улыбкой.
– Не-а. Ну… книг еще на самом деле.
Майкл засмеялся.
– Тебе только этого и надо, да? Хорошо, заедем попозже в книжный и поглядим, что у них есть.
Тут уж и Дэн улыбнулся.
– Спасибо, па.
Майкл стукнул его легонько в плечо кулаком и встал.
– …и да, я буду держаться подальше от твоего кабинета.
Уже в коридоре Майкл услышал, как в комнате сына быстро и тихо забренчали струны.
Когда мальчику исполнилось двенадцать, он сделал лошадку.
Высотой в две ладони и движущуюся: внутри у нее был часовой механизм на пружине. После работы он оставался в кузне сверхурочно и ковал себе детали, а потом подолгу сидел в сарае, который выстроил сам за родительским домом, отмеряя, подпиливая и полируя шестеренки. И вот уже коняшка скакала по полу сарая на радость ему и всей честной компании, состоявшей из одного человека, девятилетней соседской дочки по имени Нора Вейл.
Нора захлопала в ладошки, а лошадь повернула механическую головку и чуть ли не лукаво на них посмотрела.
– Что за прелесть, Марк! Что, ей-богу, за прелесть! Ничего такого никогда и на свете-то не было… разве только в совсем старые времена.
– Ты о чем это? – тут же спросил он.
– Ну, сам знаешь. Давным-давно. Когда у людей были всякие умные механизмы вроде этого.
– Да ну, это просто сказки, – отмахнулся Марк: и добавил, помолчав. – Правда же?
Она помотала головой, встряхнув светлыми волосами.
– А вот и нет. Мой папа раз проходил мимо одного из этих… запретных мест – на юге, у Наковальной горы. Там до сих пор всякие сломанные штуки видно, даже внутрь заходить не надо; люди таких больше не делают. – Она посмотрела на лошадку: та уже начала уставать и двигалась медленнее. – Может, даже вроде нее есть.
– Интересно, – протянул Марк. – Я и не думал… И что, прямо так все валяется?
– Папа так сказал.
Тут она вдруг поглядела ему прямо в глаза.
– Знаешь что? Ты бы лучше никому ее больше не показывал.
– Почему это?
– Не ровен час, подумают, будто ты туда ходил и научился разному… запретному. Люди ведь и взбеситься могут.