Понятно, почему муромскую церковь, возведенную на месте царского шатра, решили посвятить именно римским мученикам. Государь прибыл в Муром 13 июля, а на утрене 14 июля совершалась память братьям, пострадавшим в Риме, и Иоанн IV Васильевич счел это знаком их небесного покровительства.

Как известно из жития, «безмездные врачи» Косма и Дамиан хотя и подвергались преследованиям в Риме, но приняли свою мученическую кончину не от императора Карина, которого они вылечили, а от своего наставника, научившего их врачеванию. Наставник этот стал завидовать славе братьев и, пригласив их для сбора редких лекарственных трав, завел далеко в горы и убил…

В судьбе римских «безмездных врачей» можно нащупать некую параллель с жизненным опытом самого Иоанна IV Васильевича. Государь, видимо, чувствовал это. Не случайно именно в его царствование римские мученики Косма и Дамиан заметно потеснили столь почитаемых на Руси Косму и Дамиана Асийских[2]. Большинство храмов, посвященных Косме и Дамиану, которые были построены в правление Иоанна Грозного и после него, посвящены уже римским мученикам.

Для строительства Космодемьянского храма в Муроме царь прислал из Москвы не только деньги, но и бригаду мастеров под руководством Постника Яковлева, строившего вместе с мастером Бармой собор Василия Блаженного в Москве, как бы определяя тем самым архитектурное единство начала и завершения «казанского взятия».

Иоанн IV Васильевич знал, что после крещения Руси равноапостольный князь Владимир отдал Муром в удел своему младшему сыну Глебу, который, приняв вместе с братом Борисом мученический венец, стал первым канонизированным русским святым. Помнил он и о помощи, которую оказали князья-страстотерпцы Александру Невскому, когда тот вывел свою дружину на сражение со шведами Ярла Биргера, чтобы защитить Русь от западной экспансии.

И, обращая молитву к страстотерпцам Борису и Глебу, Иоанн Грозный яснее прозревал значение предстоящего похода, который осознавался как прямое продолжение дела, начатого Александром Невским.

Об этом, проходя через Владимир, молился Иоанн IV Васильевич у мощей святого благоверного князя Александра Невского.

В поэме «Россияда» Михаил Матвеевич Херасков описал эту молитву:

«Низложение» Казани по замыслу Иоанна IV Васильевича становилось историческим рубежом, за которым собирание Русских земель – соединялись не княжества, а два царства! – преображалось в строительство Российской империи.

В память об осуществившемся прозрении по повелению Иоанна Грозного на месте, где находился княжеский двор Глеба Владимировича, высоко над Окой вознес свои купола каменный Спасо-Преображенский собор.

Иоанн IV Васильевич и потом жертвовал на муромские церкви, закрепляя в их куполах и шатрах идеологическую составляющую казанского похода.

И ходишь по муромским монастырям, свидетелям монарших прозрений, и, кажется, воочию видишь это.

«Душа русского народа, – утверждал И.А. Ильин, – обретает свои формы в результате национально-духовного акта». Инстинкт нации становится реальным действующим лицом истории тогда, когда он отождествляет себя с высокой и могучей идеей – с христианской верой. Крещение Руси превратило русский народ в субъект всемирной истории. Русский народ именно в православии обрёл самого себя, утвердил себя в собственном бытии в том, что стало его самобытным историческим существованием.