- Не делай так больше, она чуть не въехала мне в подбородок своей головой.

- Так усади ее на колени боком. Мне нравится ее щекотать, иначе она нам ничего не расскажет, да, Милена? А так я буду ее пытать. За искренние ответы целовать, а за молчание щекотать.

Грубый мужской поцелуй, кольнул в лодыжку острой щетиной, я снова чуть подлетела. За что Тревор легонько шлепнул меня и тут же усадил к себе на колени боком, подставив руку под спину и прижав к лишённой волос груди. Виктор раскинулся на подушках, подтянув мои ноги ближе. Распоряжаются мной оба как куклой и, ведь, я не могу возразить. Слишком сладко и нежно у них сегодня все происходит со мной.

- Ну, так что, будем колоться? - огромные руки принялись ласкать сразу обе ступни, тихонечко перебирая пальцы.

- Подожди, дай я. Если сейчас чуть опустить руку ей на ребро и вот так пошевелить пальцами ...

- То я получу фингал под глазом. Спасибо, друг.

- До утра пройдёт, мы оба теперь сравнимы с нашей ящеркой по тому, как все заживает.

- Мне стало ее жаль, слишком скучно жить без своей второй сути. А еще ее очень ждет тот источник, он захлебнулся от творимого кругом горя.

- Так это не наш мир? И не мир Тревора?

- Нет. Другой. И перед тем, как туда попадет Летти, надо все успеть подготовить для нее.

- А если она откажется?

- Все равно, мы втроем там очень нужны. Людям надо помочь и нелюдям тоже. Я так хочу. Там война, страх, глупость людская и сила, плещущаяся из самых глубин земли. А еще синее-синее море и песок, как в сказке про джиннов. И пальмы. Настоящие, на них висят финики размером с мою ладонь.

- Так зачем же они воюют?

- Потому что не умеют думать. Ну так что, вы согласны отправиться туда со мной?

- Желание двуликой - закон для жертв,- Тревор легко как пушинку развернул меня на коленях, усадив лицом к Виктору. Власть, полная безбрежняя власть этих двоих надо мной, и нет у меня силы сопротивляться и желания противиться им двоим тоже нет. Нежные ласки становятся все грубее, руки мужчин пробуют, будто смакуя каждое мое движение, каждый мой вдох на вкус. Сегодня они заранее распределили роли. Один держит меня на коленях и жадно берет свою часть удовольствия с каждым толчком, раскрывая навстречу второму, что дарит ни с чем несравнимую ласку каждым движением своих изобретательных рук, каждым касанием изощренного языка. Золотые искры кружат меня в своем вихре, руки, положение тел - все меняется. Слишком сладко и слишком остро наслаждаться такой любовью, и дарить в ответ всю себя, растворяясь в них все сильнее с каждой секундой. Чередуя ответные ласки, разрешая творить с собой все на свете, доверяя саму свою суть поровну им обоим, всецело и без остатка.

3. Глава 3

Бай

Серые в предрассветной мгле горы обещают скорую изумрудную зелень ранней весны. Настоящее сокровище, мечта, сказка - сочное разнотравье и тугие бока скота, пасущегося на нем. Чтобы перегнать стадо на водопой, пастуху и то не надо тратить силы. Ярко-синие, прозрачные озерца вдоволь напоят насытившуюся скотину. Еще каких-то несколько лет назад все так и было. Ранней весной крестьяне всех окрестных поселений перегоняли сюда стада и зорко следили, чтобы ни одно копыто, даже крошечное копытце новорожденного теленка, не ступило за границу, выложенную белыми валунами. По ту сторону нам хода нет.

Великий эмир трепетно следит глазами своих воинов за целостностью своих угодий. Их стада пасутся по другую сторону от незримой для копытных границы.

Никто толком не знает, что стало первым толчком к войне. То ли год был засушлив, и чья-то коза, отбившись от своего стада, сбежала к соседям, то ли жадность людская не знает границ. Но вот уже пятый год идет молчаливое противостояние. Наши пастухи стали гибнуть в горах. Обычно где-то в низине, где не видно чужаку и следа, на самой границе тени, укрывающей днем низину, находили жестоко убитого человека. Всем становилось ясно, кто это сделал и по чьему приказу, но не пойман - не вор. Стада теперь держат все дальше от границы, но и это помогает довольно слабо. Смерть приходит средь бела дня и наносит сокрушительный удар по задумавшемуся мирному человеку. Все чаще в озерах стали мелькать неясные черные тени, словно обретшие плоть чудовища детских сказок мелькают в глубине.