Марина выключила магнитофон и подошла к зеркалу. Подумалось, что вот сейчас она – живая и здоровая. Разве что кожа в некоторых местах шелушится и кое-где – псориазные струпья. А уже завтра, быть может, все изменится, и ее тело, сейчас такое теплое, нежное, превратится в кусок холодного мяса.

Она так много думала о своем новом положении брошенной жены, так долго анализировала всю их семейную жизнь с Сашей, что теперь, когда ее жизни грозила реальная угроза, вдруг поняла, что совершенно не знала своего мужа. Даже не предполагала, что он может потерять голову настолько. Подумаешь, появилась какая-то шлюха, точно это в первый раз! Зачем избавляться от жены? Чья это блажь? Ее? Или же он сам решил, что в его новой жизни нет места бывшей жене? Или…

Последняя причина, из-за которой Русалкин мог опуститься до такого глубокого предательства, – деньги. Если развод подразумевает дележ, то в случае смерти жены все останется мужу. Какая гадость!

Она ждала от себя слез, истерики, даже потери сознания, но почему-то, получив неопровержимые доказательства того, что муж собирается убить ее с помощью какого-то доморощенного киллера, ей стало как-то не по себе и даже скучно. Понятное дело, она сделает все, чтобы предотвратить это убийство. Но почему она так спокойна? Почему не звонит в милицию и не показывает все то, что успел наработать за последние два месяца нанятый ею частный детектив? На фотографиях пышным цветом цветет пошловатый, но бурный роман. Они везде вместе. Вероятно, она, эта рыжая тварь, работает где-то рядом с ним или даже в его офисе. И в машине вместе, и квартиру он ей снял на набережной. Ну что мешало ему просто поговорить со своей женой и объяснить все как есть? Что, мол, он любит другую, хочет на ней жениться, надо бы все обдумать, поделить, чтобы никому не было обидно. Хотя он мог разозлиться, когда узнал о существовании Андрея. И о том, что в Турцию она ездила не одна, а с ним. И что машину ему подарила…

Мысли текли лениво, вяло, хотелось проснуться и увидеть себя в чистой и просторной, залитой солнцем комнате, полной цветов, книг, и чтобы непременно звучала музыка… Но вместо этого ей приходилось довольствоваться грубой и опасной для жизни реальностью и перебирать в руках грязные снимки. И комната показалась ей мрачной, и некогда изысканные, палевые шторы Марина восприняла как слишком вульгарные, и цветок на подоконнике засох… Кто бы полил – а у нее нет никакого настроения.

Надо было что-то делать, предпринимать, каким-то образом избавиться от возможности получить пулю и заодно наказать Русалкина, даже посмеяться над ним. А если получится – испугать его. Или тоже убить?

А может, все не так? Может, они говорили вовсе не о том, чтобы убить ее на террасе собственной дачи, где она будет принимать воздушные и солнечные ванны? Именно – солнечные, идиоты!!!

Она набрала номер мужа.

– Саша? Привет, это я. – Голос даже не дрожал, она говорила с ним так, словно услышанный ею и записанный на пленку разговор не имеет к мужу никакого отношения. – Знаешь, что-то я себя неважно чувствую. Наверное, я не смогу поехать на дачу. Отлежусь дома. Что? Ты уже настроился? (Пистолет, что ли, зарядил, сукин сын?!) Говорю же, нездоровится. Что-то с желудком. Подарок? Интересно! Что-то давно ты мне не делал никаких подарков. Да и вообще, Сашенька, что-то мы в последнее время отдалились друг от друга.

Ей было говорить легко потому, что она не видела его. Она и про убийство бы ему рассказала, если бы сквозь толщу бесполезных дежурных фраз не услышала одно слово, слегка приведшее ее в чувство.