Я возвращаюсь домой вечером почти победительницей.

Бодро шагаю к дому, мечтая о ванне.

И вдруг во дворе натыкаюсь на Лусине.

Старая служанка, за три года службы ставшая родной, смотрит на меня глазами побитой собаки. Это особенно отчетливо видно в закатных бликах летнего солнца.

Лусине спрашивает, нужна ли мне еще ее помощь.

— Такой большой дом, — заламывает руки она. — Вам ни за что не справиться одной. Да и надежнее вдвоем, сколько на свете лихих людей. А я буду всегда рядом с вами, наводить в доме идеальную чистоту, продолжать следить за вашим питанием, приемом лекарств и прочее.

Вроде бы она ничего такого не говорит. Все обычное — перечисляет прошлые обязанности.

Но что-то мне становится не по себе.

Лусине — будто надсмотрщик надо мной, которого отправила сюда свекровь.

Как только это приходит в голову, в груди склизким слизнем ворочается беспокойство.

— Извините, Лусине, но мне сейчас нечем вам платить, так что… — использую отсутствие денег как отговорку, хотя это правда по сути.

— А и не надо, — вдруг кивает служанка, радостная, что нашла, за что зацепиться. — Мне достаточно крова и еды. Раньше платили хорошо, у меня есть накопления…

Вот так да. Оказывается, есть слуги, которые готовы работать бесплатно. Или она попросту получает основную зарплату не от меня.

— Помощь не нужна. Всего доброго, Лусине, — я делаю ударение на последнем слове.

Наблюдаю за тем, как служанка покидает двор. Прохожу к двери и обнаруживаю — она не заперта.

По коже пробегает холодок, но это отнюдь не из-за моего ставшего уже привычным озноба. Я ведь помню, как запирала дверь!

Наверное, сюда заходила Лусине. Зачем? Что-то взять? Посмотреть? Разнюхать? А кто еще сюда заходил? Ведь ключи есть не только у бывшей служанки, которая, к слову, так их и не вернула. Связки имеются и у Арнака, и у свекрови.

Осторожно ступаю по дому, заглядываю в каждую комнату.

Тут пусто, тихо и… Затхло. Хотя я утром проветривала.

Дом будто бы скис, как просроченный кефир, хотя ремонт здесь свежий. Захожу на кухню и особенно сильно ощущаю этот неприятный запах тут. Просматриваю все, открываю холодильник, который купила сюда на днях.

Здесь чисто, ничего не видно, но запах никуда не девается.

Последний мой шаг — заглянуть в вентиляцию.

Решетка, ведущая в трубу вентиляции находится как раз над газовой плитой.

Тяну носом — и вправду запах будто оттуда. Достаю табуретку, подставляю к стенке, взбираюсь и осторожно открываю крышку.

Внутри лежит дохлая крыса. Причем полуразложившаяся.

Как она сюда попала? Как вообще может попасть крыса в новый дом? Их тут никогда не водилось!

Может, подложили? Пытаются меня таким образом отсюда выселить?

Морщу губы в омерзении и спускаюсь на пол.

Мне нужно срочно поменять замки, возможно подключить сигнализацию, поставить камеры.

Достаю телефон и открываю приложение банка, подсчитываю оставшуюся копеечку и вдруг понимаю…

Этот склеп, зовущийся домом, не стоит того, чтобы я за него боролась.

Мне тут вообще ничего делать не нужно.

Этот дом съедает меня, с уходом Арнака я тут чужая, инородная.

Меня здесь не оставят в покое…

Сама не ведая, что творю, я отправляюсь в кладовую и достаю чемоданы, тащу их в спальню.

Открываю шкаф и вываливаю на надувной матрац свою одежду.

Да, да, все эти дни мне пришлось спать на надувном матраце, потому что Арнак забрал даже кровать. От воспоминаний о том, как отсюда вывозились вещи, я снова морщу губы в омерзении.

А впрочем, жирно ему будет, если я вот так просто возьму и съеду.

Считай, перевяжу дом ленточкой, нацеплю бантик и подарю ему и его правильной армянской девочке, или кого там ему присмотрела мамочка…