В халате, шапочке и маске меня почти не узнать. Но девчонка сразу узнает, ловит мой взгляд. Что же ты делаешь? Мне нельзя отвлекаться.

- Это долго? – спрашивает она меня.

- Обычно два часа, - отвечаю дежурно. Бывает по-разному, конечно. Но пусть лучше думает о хорошем.

- Мне страшно, - добивает она меня.

- Верю, - отвечаю ей в тон.

Ее перепуганные глаза в свете ярких ламп операционной кажутся еще ярче, какими-то ангельскими. Маленькое личико сердечком и губки бантиком. Кукольная такая, будто из фарфора ее лепили.

Киваю анестезиологу, чтобы вводили в наркоз пациентку. Хорошо, что сейчас мне помогает не Алена, только ее мне хватало. Она неплохо меня изучила, сразу бы поняла, что что-то не то со мной. А может, это мне кажется, что все замечают мое неравнодушие к девушке. На самом деле, никому до этого нет дела. Украдкой окидываю взглядом. Каждый занят своим делом, и только мне голова покоя не дает.

Ярко-голубые омуты медленно моргнули несколько раз, а потом закрылись. Густые черные ресницы не наращены, сейчас мне это хорошо видно, это ее собственные такие. Неужели Бог еще создает такую красоту?

Хватит думать о ней, нужно действовать. Смело и решительно, как обычно. Перевожу взгляд на живот. Только так, не смотри на лицо.

А ярко-синие омуты все равно, будто стоят перед мысленным взором. Еще и смотрят так умоляюще, будто говорят: «смотри, ничего не испорти».

Я никогда не был трусливым. Да и операции такие делаю почти каждый день. Но сейчас мне особенно трудно, хотя случай этот не запущенный. В целом, прогноз хороший, нагноений еще нет. Вероятность благоприятного исхода очень высока. Нужно только сделать все, как надо. Будто она мне посторонняя. Что я несу? Она и есть посторонняя. Случайная, которых много.

Сколько красавиц уже побывало в моем кабинете? Не пересчитать. И, если нужно было резать, резал, не задумываясь. Потому что так надо. Работа такая. Жизни спасать. А с этой не так. Жаль ее фарфоровую кожу, идеально плоский живот. Как по себе режу, только без наркоза. Но это вынужденная мера, иначе девчонку не спасти.

Вот и все. Только зашить осталось. Маленькие надрезы совсем вышли, их и не заметно будет потом. Аккуратно сработал, с душой.

Накрываю ее простыней, а потом киваю анестезиологу. Он понимает без слов, пора выводить из наркоза. Операция окончена.

- Просыпаемся, - говорит анестезиолог.

Я молча наблюдаю, как густые ресницы шевельнулись, дрогнули. Она открыла глаза. Потом тяжелые веки снова стали слипаться.

- Не спим, просыпаемся, - тут же сказал анестезиолог, не давая ей снова провалиться в сон.

Он знает, что делает. Но я видел много вот таких пробуждений, и по своему опыту знаю, что пациенту в этот момент очень непросто. Кто-то начинает кричать, кто-то материться, а у кого-то начинается рвота. Все по-разному реагируют на наркоз. Но эта девочка оказалась сильнее, чем я о ней думал.

- Уже все? – прошептала она хрипло.

- Операция прошла успешно, - отзываюсь я, - сейчас вас доставят в палату.

- Спасибо, - шепчет одними губами в ответ.

От ее «спасибо» защемило под ложечкой. Черт, а ведь я никогда не был сентиментальным. До этого дня мне казалось, что я постепенно превращаюсь в мясника, которому уже все равно, кого и как резать. И вот, пожалуйста, стою и не знаю, что сказать.

- Пожалуйста, - прошептал дрогнувшим голосом, когда ее уже вывозили из операционной.

Мне еще предстоит заполнить карту, документация – наше все. Поэтому иду в ординаторскую. А мысли все о ней, этой девочке с лицом ангела. Что-то изменилось во мне сегодня, дрогнуло. Непонятное. Непривычное. Будто одна эта встреча перевернула мой мир.