Этот ненормальный вообще в себе? Какие полгода? Какой к черту отец ребенка? Мне хочется забросать его этими вопросами, потому что он окончательно сбил меня с толку, и я совершенно не понимаю, что за игру ведет этот сумасшедший, а главное, зачем.

— Хмм…ну что ж, тогда продолжим, — наконец нарушает тишину Галина Васильевна.

По ее виду и полному подозрения взгляду, я понимаю, что слова Кирилла не очень-то ее убедили. Не верит. Да и Бог с ней. Мнение этой женщины — последнее, что меня сейчас волнует. Мне бы с нерадивым соседом разобраться и его шутками идиотскими. Подожди мне, только выйдем отсюда, я тебе устрою Лапулю.

Галина Васильевна тем временем уточняет еще кое-какие подробности о моем самочувствии и состоянии в целом, не сводя взгляда с карты и что-то увлеченно записывая.

— Ложитесь на кушетку, посмотрим, как там наш плод, — произносит она, закончив писать, а я замечаю странную гримасу, отразившуюся на лице Кирилла при слове «плод». И с чего бы такая реакция?

Сама я на слова врача не реагирую, не вижу ничего плохого в ее «плод», в конце концов с точки зрения медицины мой малыш пока действительно плод. Следуя приказу гинеколога, я поднимаюсь со стула и перемещаюсь на кушетку. Кирилл встает следом за мной, словно привязанный. Его взгляд сосредотачивается на мониторе. Таким серьёзным и внимательным я соседа еще не видела.

— Ай, — вздрагиваю от неожиданности, когда, сосредоточив все свое внимание на изменениях в соседе, я вдруг ощущаю холодный гель на своем животе.

— Что вы как маленькая, — недовольно произносит Галина Васильевна, — это всего лишь гель.

— И вы могли бы предупредить, — холодно замечает Кирилл и по моему телу пробегается очередная порция дрожи.

Ледяной тон и совершенно серьезный, немного устрашающий вид Кира, нагоняет страху. Галина Васильевна, заметив изменения в моем «женихе», недовольно поджимает губы, но высказываться относительно его замечания не решается. Впервые за все время женщина не отпускает в мою сторону замечания и не пытается в очередной раз завести разговор о том, как неблагоразумно в моем возрасте рожать без отца. Не знаю, что подействовало на нее сильнее: наличие у ребенка «отца» или его теперешний грозный вид — но сегодняшний прием проходит без лишних напоминаний о том, какую ошибку я совершаю и я невольно ловлю себя на мысли, что в какой-то степени благодарна Кириллу за его инициативу.

Галина Васильевна обходится общими фразами о том, что плод развивается нормально и соответствует срокам и, закончив, подает мне бумажные салфетки, чтобы стереть остатки геля с живота.

— Ну что ж, Слава, это хорошо, что у ребенка все-таки есть отец, мальчикам необходима мужская рука в доме, — все же Галина Васильевна не выдерживает и в конце концов вставляет свои пять копеек, правда, в голосе ее не слышится прежнее, такое привычное уже недовольство.

— Мальчик? — повторяет Кирилл, слегка хмурясь и поглядывая на меня.

— Мальчик, — кивает женщина, — а вы не знали?

— Не знал.

Галина Васильевна больше никак не комментирует его слова, возвращается за стол и снова принимается увлеченно писать. Кир тем временем помогает мне спуститься с кушетки. И с чего вдруг такая галантность? Что за игры?

Я толком не могу сосредоточиться на словах врача, она говорит, а я только киваю как китайский болванчик. В себя прихожу лишь, когда мы покидаем кабинет и оказываемся посреди длинного коридора. Вот тогда-то у меня в голове словно выключатель щелкает.

— Это что сейчас было? Ты что устроил? — набрасываюсь на соседа и только спустя несколько секунд до меня доходит, что я в коридоре мы, вообще-то, не одни, и говорю я не слишком тихо. Взоры присутствующих в коридоре, естественно, обращаются на нас, и я теряюсь на мгновение, чего нельзя сказать о Кирилле. Серьезное выражение лица словно ветром сдуло и теперь на лице парня вновь красовалась привычная наглая ухмылочка.