Мы вновь двинулись по брусчатой дороге. Колеса тарахтели, а сам транспорт дергался из стороны в сторону.

— Бедный район, — поморщился Лем. — Сюда стекаются все из других городов и поселков. Кому везет, тот не остается здесь, а кому нет те вынуждены каждый день просить милостыню, или торговать своим телом, чтобы выжить. Тут даже домашние животные не приживаются. Не завидую тем, кто сюда попадет.

Он посмотрел на меня пронзительным взглядом, а я прижала Бусю к себе. Неужели он нас сейчас высадить прямо здесь? Пусть дверца и закрыта, но я почувствовала не самые приятные запахи.

Я уже и так поняла, что без Лема никуда лучше не соваться.

Просто в моем воспитании и жизненной установке есть правило — неправильно кого-то держать силой, или воровать. Все-таки общество современное и мужчине не нужно бить женщину по голове и тащить ее в пещеру. Поэтому я внутренне сопротивляюсь Лему, понимая — все, что происходит неправильно. Он может быть прекрасным человеком, но от того, что он меня украл — мне тяжело. Вот в этом вся и проблема.

И теперь вместо нормального сосуществования04.01.2020, я проверяю границы терпения мужчины. Как далеко я смогу зайти, дергая его. Ладно, терпелка у него есть, а вот выдержка шатается.

Ну не будет у меня ребенка, зато будет собака. Им тоже любовь нужна.

Я почесала Бусинку за ушком, когда та взволновано поднялась на лапки. Она уже изрядно нервничала и немного пищала, а затем и вовсе начала ходить по седушке.

Вскоре карета остановилась.

- Ты всегда будешь такой упрямой? – задумчиво спросил Лем.

- Какой родилась, такой и буду, - я пожала плечами.

Лем поднялся, и посмотрел на щенка. Затем подхватил ее, будто та весила, как перышко. У нее так смешно свисали лапки и ушки, когда она очутилась у него подмышкой, как какая-то карманная собачка. Да, огромный сильный мужчина, носящий на руках бусинку.

Я так залюбовалась этой картиной, что чуть не забыла выйти.

— Я думаю, она погулять хочет, — сказала я, аккуратно выходя из кареты.

 

9. Глава 9

Мы остановились возле огромного серого здания, рядом со входом стояли в ряд несколько круглых колонн. У него была треугольная крыша, под которой виднелась надпись — “Городской суд”.

— Если я ее сейчас отпущу, то больше мы ее не увидим, — ответил Лем.

— Почему? Мы же далеко от района бедняков, — вспомнила я про то безумие, которое творится от голода и безденежья.

— Потому что порода такая. Идем, и так немного опоздали.

Я устремилась за ним, едва поспевая за широким шагом Лема. Бусинка в его руках и вовсе безвольно болталась.

Народу внутри здания было довольно много, они сновали как муравьи в муравейнике, но расступались перед Лемом, кивая и чуть ли не кланяясь.

Мы подошли по мраморному полу к  огромной лестнице, раздваивающейся направо и налево от пролета. Мы поднялись по ней и свернули в темный коридор, который тут же ярко осветился.

Лем завел меня в приемную. За столом у стены сидел молодой парень со светлыми волосами. На вид ему лет двадцать, может больше. Сложен он был уже достаточно хорошо, хоть и немного худощав.

Можно было бы сказать, что это самая обычная приемная, в каком-нибудь государственном здании в любом городе, вот тут только чувствовался некий лоск. Не было ничего лишнего. Да тут даже компьютера не было, а парень видимо все записывал при помощи пера и чернил в огромную книгу с пожелтевшими листьями. Рядом лежала еще одна маленькая тетрадочка, расписанная по времени.

— Доброе утро, господин Вернхин, — парень поднялся с обожанием глядя на Лема.

Я впервые жизни увидела, что можно чуть ли не в рот человеку смотреть.