Им принесли омлет с грибами и сыром под лангедокским соусом, тарталетки, запеченную ветчину и яблочный пудинг – не слишком изысканно, но сытно и вкусно. Монтроз ел с аппетитом здорового голодного человека, Маред старательно жевала, чувствуя, что это вроде бы приятно, но сосредоточиться на еде никак не получалось, потому что между ними на краю стола лежал проклятый контракт. Неужели дома нельзя было посмотреть?

Словно отвечая на не заданный вслух вопрос, Монтроз взял верхний лист, и Маред обнаружила, что его светлость уже поел, а сама она гоняет вилкой листик салата по незаметно опустевшей тарелке вилкой.

– Как вы думаете, Маред, какова моя главная претензия?

Вопрос был задан спокойно, благожелательно и без малейших признаков издевки в тоне. Маред честно подумала, уже привычно начала краснеть, но все же выдавила:

– Мало… уступок с моей стороны?

– Видите? – кивнул лэрд. – Вы и сами все прекрасно понимаете. Контракт составляется, чтобы удовлетворить обе стороны. И если одна изначально думает только о себе, это плохая работа стряпчего. Некачественная.

– А почему я должна заботиться о ваших интересах? – возмутилась Маред. – Вы и сами это можете!

– Могу, – со смешком согласился лэрд. – И еще как. Уверены, что хотите этого?

Маред молча помотала головой, опустив глаза в пустую тарелку.

– Давайте посмотрим еще раз, – сжалился через полминуты молчания Корсар. – Дело не в моем удовольствии, а в том, что вы не можете поставить себя на место партнера. Точнее, не хотите. Попробуйте сыграть на моей стороне, Маред. Найдите такой вариант, который устроит меня и не станет воплощением ваших кошмаров наяву.

Маред послушно потянула к себе листы и не сразу поняла, что Монтроз встает и обходит столик, садясь рядом. В кофейне было почти пусто, лишь официант за стойкой занимался своими делами. И лэрд вел себя прилично, слегка облокотившись на столик и совершенно не пытаясь прижаться к Маред или коснуться ее. Только Маред все равно ощутила, как по спине бегут мурашки. Нет, целые жуки: крупные, тяжелые, с холодными толстыми лапками… Она попыталась отодвинуться, но справа, как назло, торчала кадка с чахлой пальмой, не давая сдвинуть стул. Монтроз покосился на нее, то ли насмешливо, то ли раздраженно дернул уголком рта и немного отодвинулся сам – даже дышать стало легче.

– Смотрите, – показал он тонким жалом ручки на место, которое Маред, сомневаясь, перечитывала раз десять. – Это мы уже пробовали.

Пункт касался использования «игрушек». У Маред кровь бросилась в щеки, уши, шею. Пробовали, да… Дыхание перехватило, в горле встал ком. Неужели будет насмехаться?!

– Формулировка, – бесстрастно подсказал Монтроз. – Добавьте возможность наложить вето и свяжите обязательность добровольного согласия с возможностью выбора.

– Это как? – беспомощно спросила Маред.

– Вариативно, – терпеливо повторил лэрд. – Маред, вы же понимаете, что ничего страшного в этом нет. И уж из пяти-шести вариантов обычно выбрать можно.

– Я… – услышала она себя как со стороны, – не могу. Не могу и не хочу. Я, наверное, сделала глупость с этим контрактом… Простите…

Он сидела, опустив голову, чувствуя, как позорные слезы капают на накрахмаленную скатерть, белые в розанах тарелки, скомканную салфетку, розовым пятном расплывающуюся перед глазами. И слушала сквозь шум в ушах негромкий ясный голос.

– Маред, вы просто устали. Я понимаю… Контракт – это ваш выбор, вы можете и вовсе от него отказаться. Давайте подумаем об этом позже. Маред, девочка…

В этот раз так злившее ее словечко «девочка» почему-то не раздражало. А может, просто не было сил на злость. Она послушно поднялась и вышла за расплатившимся лэрдом, села на заднее сиденье вместе переднего – и Монтроз ничего не сказал. Стемнело, иногда на обочине дороги попадалась остановка омнибуса с зажженным фонарем. Маред бездумно ловила взглядом эти огни, летящие мимо, и дорога шелестела под каучуковыми колесами «Драккаруса». Слезы мгновенно высохли на горячих щеках, но даже стыда Маред не чувствовала – просто пустоту в душе. Сидела, смотрела на дорогу, не видя ее, дышала в открытое окно ночной свежестью, смешанной с запахом пыли и, почему-то, апельсинов. А может, апельсинами пахло в мобилере? Монтроз не стал включать музыку, и Маред мельком испытала благодарность за тишину, вот, пожалуй, и все чувства, что у нее остались.