Отец, русский офицер, погиб незадолго до моего рождения во время войны с Османской империей в тысяча семьсот восемьдесят восьмом году, а мама… Она не перенесла этого известия. Разрешившись от бремени раньше положенного срока, навсегда покинула нас.
Так на руках деда, тогда еще довольно молодого вдовца, осталась только маленькая я. Мы были одни друг у друга в целом свете. Чтобы избежать в будущем проблем с наследством, он почти сразу дал мне свою фамилию. А, может, это лишь предлог? Няня рассказала однажды, что дед сильно противился браку моих родителей. Предчувствовал что-то? В любом случае почти с рождения я была Августой Константиновной Савиной. От покойного отца у меня лишь отчество. Переживала ли я по этому поводу? Разумеется, нет. Дед заменил всех, я с гордостью носила его фамилию.
Никогда не спрашивала у него, почему он решил покинуть родной дом. Только ли выгодные условия для исконно русских помещиков двигали его желанием уехать так далеко от дома или он пытался начать новую жизнь: без воспоминаний о прошлом, без боли? Как бы там ни было, Петр Дмитрич больше не женился, хотя, помани он лишь пальцем, любая женщина могла бы быть его. И все же он очень трудно сходился с людьми, а в семью впускать кого-то нового и подавно не хотел. Я уверенно ступала по тропинке. Миновала старую деревянную часовню, за ней — кладбище, а сразу за ним начинался лес. Двигалась параллельно широкому тракту, ведущему в Минск. По нему идти не решилась. Слишком опасно. Все документы остались в кабинете директрисы. А без них путешествовать нельзя. Встреча с любым городовым по дороге могла закончиться для меня в полицейском участке. К тому же лес всегда принимал меня. Несмотря на то, что я выросла в городе, в окружении природы было уютнее.
И все же сейчас происходило по-другому. Странное волнение посетило меня с первыми шагами по лесной тропинке, освещенной лишь лунным светом. Это чувство не отпускало. Но мне нужны ответы. А их я могу найти только дома. Сглатывая ком в горле, упрямо начала путь. Всего-то чуть больше сорока верст. Если очень постараться, дойду уже к завтрашнему вечеру.
[1] Фольварк - помещичье хозяйство, усадьба.
[2] Корпия — нащипанная на нити хлопчатобумажная ветошь.
2. Глава 2
И все же мои расчеты оказались неверны. Даже с обостренным зрением идти по лесу ночью было не так-то просто. А уж неподготовленной девушке, которая обычно передвигается в удобном французском дормезе[1] — и подавно. Я выдохлась уже через пару часов ходьбы. Хотелось только одного: отдохнуть. Немного сошла с тропинки, углубляясь в чащу, нашла широкое поваленное дерево и присела на него, с удовольствием вытягивая натруженные ноги. Принялась расшнуровывать ботинки, которые уже стали натирать кожу даже через чулки, как вдруг замерла.
Пронизывающий до костей, пробирающийся в самые глубокие уголки души, леденящий внутренности волчий вой разнесся по округе. Голос замер, чтобы через несколько секунд возобновить жуткую песню. К нему присоединился второй, третий… И вот уже непонятно, сколько их. Но они были повсюду. Это походило на перекличку, потому что вой доносился сразу со всех сторон.
Хищников я не боялась. Знала, что они меня не тронут. Никогда не трогали. И все же чувство смутного волнения, все это время тревожившее меня, нарастало с каждой секундой. Я уже едва могла дышать, успокаивая расшалившееся сердце, которое с силой билось о ребра. Вой приближался. Меня как будто окружали. Кости стало ломить еще больше. Почти невыносимое ощущение.