В этот момент со шканцев пропела труба. Невозможная на море, она играла пехотный сигнал «в атаку».

И все изменилось. Откуда-то из чрева корабля на палубу выскочили моряки. Быстро, ловко, не сделав ни одного лишнего движения.

В фальшборте открылись орудийные порты, стоявшие уже заряженными пушки канониры подкатили вперед. Залп! Не столь ужасающий, как уже знакомые графине залпы крепостных орудий, но картечью в упор, с расстояния пистолетного выстрела, он, как кегли, снес первые ряды пиратов, готовых уже взбираться на высокий борт «Мирного».

И тут же на очумевших от такого приветствия морских бандитов обрушился мушкетный огонь. Сверху на низкий бак и шкафут шебеки – заряженные мушкеты, оказывается, лежали вдоль бортов, укрытые парусиной. Лишь ют[14] гребного корабля доставал до уровня бака[15] парусника, но для этого требовалось еще забросить абордажные крючья, прижать корабли бортами, намертво их скрепить, только потом начинать атаку.

Удар! Шебека все-таки добралась до борта «Мирного». Кто-то сумел забросить абордажные крючья. Спрятавшиеся за надстройками пираты тянули концы, падали сраженными, и их место тут же занимали товарищи под прикрытием пусть и не сразу, но организованного ответного огня.

Да, только мушкетного, но и он начал собирать свою кровавую дань – защищавшиеся матросы тоже гибли, хотя и не так часто. Но их и меньше!

Заряженные мушкеты из каюты графини оказались розданными за пару минут. Все, корабли сцепились, и на бак флейта хлынула лавина обозленных, горящих жаждой мести пиратов.

Графиня со служанкой, прихватив по паре тяжеленных мушкетов, бросились на шканцы, где уже стоял тот самый вихрастый матросик вместе с тремя такими же юными товарищами. Спокойно, словно на занятиях, они заряжали оружие, стреляли, вновь заряжали и вновь стреляли. Не нервничая, не отвлекаясь, словно и не люди, а бездушные, несущие смерть механизмы. Только бросили взгляд, убедились, что женщины могут работать в том же ритме, и продолжили.

Засыпать порох на полку, в ствол, забить пыж, бросить пулю, направить мушкет в нужную сторону, спустить курок. И вновь. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить. Не обращая внимания, что такой же огонь ведет и противник, пули которого частенько залетают и на шканцы.

Буагельбер рядом, что-то кричит, командует схватившимися в жестокой рукопашной моряками. Не до него. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить.

Сознание выхватывает картинки боя. Вот Гиллмор со своими людьми скалой встал у правого борта, не давая пиратам ни малейшего шанса прорваться. Со шпагой в руке, они единственные в этой кровавой мясорубке, кто вооружен благородным клинком, не слишком подходящим для тесной свалки – его укол не убивает мгновенно, уже сраженный враг еще может ударить в ответ. Поэтому в руках остальных бойцов короткие тяжелые тесаки, наносящие ужасные раны.

Но Гиллмор дерется не один – его прикрывают умелые слуги, мгновенно добивающие не желающих умирать сразу. Отлично, но сейчас не до них. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить.

Вон около мачты, как ее… фок, лихо рубится боцман. Огромный, косматый, ревущий, словно взбесившийся медведь. Он, что ли, вчера поддерживал за локоток Жюли? У его ног уже куча трупов, враги скользят в луже крови, боятся подходить, но задние напирают, толкают в спины. Ну-ка, туда выстрел. Есть! Кто-то из пиратов взвыл. Ладно. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить.