Мы с опаской продолжали путь. До двери Хьюго оставался всего один марш. Я оттолкнул своих спутников и пошел дальше один. Дверь была приоткрыта. Голоса звучали теперь очень громко. Я расправил плечи и вошел.

Комната, в которой я очутился, была пуста. Прямо перед собой я увидел вторую дверь. Я быстро пересек комнату и отворил ее. Следующая комната тоже была пуста. Я попятился к выходу и налетел на Финна и Дэйва.

– Это птички, – сказал Финн.

И верно! Квартира Хьюго занимала угол здания, снаружи вдоль нее шел высокий парапет. Крутая крыша, выдаваясь над окном, почти касалась парапета; а в глубоком углу под крышей гнездились сотни скворцов. Они порхали и резвились между стеклом окна и парапетом, словно в клетке. С улицы их, видимо, не было слышно, а может быть, мы не различили их голосов в общем гуле Лондона. Здесь же они просто оглушали. Я испытал и растерянность, и облегчение. Никаких признаков Хьюго!

Дэйв стоял у окна, тщетно пытаясь отогнать птиц.

– Оставь в покое, – сказал я. – Они здесь живут.

Я с любопытством огляделся по сторонам. Вторая комната была спальней и обставлена была с предельной простотой, присущей тому Хьюго, которого я когда-то знавал. В ней стояла только железная кровать, соломенные стулья, комод и сундучок, а на нем – стакан с водой. Зато в первой, большей комнате проявился новый Хьюго. Весь пол был застлан турецким ковром; зеркала, тахты, полосатые подушки создавали атмосферу элегантного безделья. На стенах висели картины – все оригиналы. Я узнал двух маленьких Ренуаров, одного Минтона и одного Миро и тихонько свистнул. Не припоминаю, чтобы Хьюго интересовался живописью. Книг было очень мало. Меня умилило и показалось очень типичным для Хьюго, что он, уходя, оставил дверь этой сокровищницы открытой.

Финн глядел на птиц. Если забыть об их оглушительном верещании, они являли собой чудесное зрелище: они порхали, возились, прыгали, расправляли остроперые крылышки в раме окон, словно были частью убранства комнаты. Глядя на них, я думал, как мне поступить, может быть, усесться здесь и ждать возвращения Хьюго?

Но тут Дэйв, который рыскал по комнате, воскликнул:

– Гляньте-ка! – И указал на записку, приколотую к двери: входя, мы ее не заметили. Записка гласила: «Ушел в кабак».

Дэйв мигом выскочил на площадку.

– Чего мы ждем? – У него был вид человека, которому хочется выпить. И у Финна, когда ему подали эту идею, сделался тоже такой вид.

Я колебался.

– Мы не знаем, в какой кабак.

– Наверно, в ближайший, – сказал Дэйв, – или в один из ближайших. Можно поискать.

Они с Финном уже мчались вниз. Я быстро оглядел площадку. Другая дверь вела с нее в ванную и в маленькую кухню. Окно кухни выходило на плоскую крышу, за которой были видны окна других конторских зданий. Вот и все владения Хьюго. Я кинул прощальный взгляд на скворцов, оставил дверь в гостиную Хьюго приоткрытой, как было, и тоже пошел вниз.

Мы постояли возле бронзовых львов на виадуке. Чистый вечерний свет бил по шпилям и башням Святой Бригитты на юге, Святого Иакова – на севере, Святого Андрея – на западе, Гроба Господня, Святого Леонарда Фостера и Святой Марии-ле-Боу – на востоке. В вечернем свете дремали дома и одинокие белые шпили. Фаррингдон-стрит была все так же широка и пустынна.

– Куда пойдем? – спросил Дэйв.

Я хорошо знаю Сити. Мы могли двинуться либо на запад, к «Королю Лудду» и барам Флит-стрит, либо на восток, к менее популярным кабачкам Сити, зажатым среди кривых переулков и высоких церквей. Я вызвал в памяти облик Хьюго и сказал: