Не знаю, что там во времена молодости Галена танцевали, но это точно был не менуэт.
– Вы подслушивали? – выдохнула я наконец, когда темп немного замедлился, а большая часть зала осталась в нашем полном распоряжении. Девушки сбились у стен, разглядывая нас настороженно, испуганно.
– Случайно услышал часть вашего пылкого монолога и не смог не прислушаться внимательнее. И был сражён вашей экспрессией. Значит, вы смогли бы полюбить злостного совратителя? – тон серьёзный, заинтересованный, но в глазах насмешка откровенная, подначивающая. Одна рука на моей талии, другая заложена за спину.
Я тоже, пользуясь ситуацией, рассматривала лицо учителя, обрамлённое растрепавшимися тёмными прядями. Глаза то голубые, то серебристые, словно ртуть. Уголки губ, приподнимающиеся в кривой усмешке. А ведь хор-р-рош. Свободен, если верить собранной отцом Беатрис информации. И прикосновения не раздражали уже.
Я облизнула пересохшие вдруг губы. О чём я думаю? Всё из-за Стасии! Надо же ей было предложить такое – Галена соблазнить!
– Не знаю. Не доводилось как-то, – не понимаю, к чему этот странный разговор? Но, как назло, в тон моим суматошным мыслям. – А вы?
– Что – я? Или вам любопытно, смог бы я полюбить злостного совратителя?
– Скорее совратительницу, – поправила я.
– Не знаю. Не доводилось как-то, – повторил мужчина мои же слова, однако от меня не укрылся пренебрежительный оттенок фразы.
– То есть женщина не может вас соблазнить?
– Почему же? Может. Под настроение. Моё.
– Я имею в виду не только секс. Соблазнить можно по-разному, необязательно сводить всё исключительно к физическому удовольствию.
– Вы весьма дерзки для девушки ваших лет. И слишком смело рассуждаете, – в голосе не укор, не неодобрение, а скорее удивление.
Зато он чересчур узко. На что угодно могу поспорить, что если Гален когда-либо в своей жизни и намеревался жениться, то сугубо по родительской воле, а вся юношеская влюблённость если и имела место, то закончилась большим разочарованием.
– Я вас шокирую? – осведомилась я невинно.
– В моём возрасте, Женевьева, меня уже трудно шокировать по-настоящему.
Следуя за хриплыми переливами замедлившегося ритма, мужчина остановился и вдруг подхватил меня обеими руками, поднял рывком над полом. От неожиданности я вцепилась в плечи Галена и чисто инстинктивно обхватила коленями его бёдра, насколько, разумеется, позволяла длинная, мешающаяся юбка. Сквозь музыку пробился дружный «ах!» одноклассниц и судорожный кашель госпожи Лораны. В пронзительно-голубых глазах мелькнула тень, одна рука скользнула по моей пояснице, словно пытаясь прижать меня ещё крепче, ещё теснее к мужскому телу. Я склонила голову к Галену, немного оглушённая то ли вальсом, то ли непонятной беседой, и мужчина так же резко, небрежно поставил меня на ноги – ещё чуть-чуть, и попросту стряхнул бы, как бросают ненужную, раздражающую вещь. Отпустил, отступил на шаг и взял мою руку. С улыбкой насмешливой, испытующей поднёс руку к губам и поцеловал мои пальцы. Щеки закололо ощутимо, а Гален оставил меня и мою руку в покое, повернулся к госпоже Лоране, поклонился коротко. Вроде и ничего выходящего за рамки приличий не произошло, однако возмутителен сам факт, что Гален учитель, я ученица и меньше минуты назад висела на нём в не самой пристойной позе. И насмешка скользила не только во взгляде и холодной улыбке, но и в каждом движении мужчины, в каждом вполне невинном жесте. Чувствовалось что-то вызывающе, словно напоказ.
– Госпожа Лорана, таланты ваших учениц поистине безграничны. Благодарю за приятную демонстрацию, – Гален адресовал вторую улыбку учительнице и стремительно вышел.