Я впервые в такой ситуации. Как бы не пришлось потом из города уезжать после такой работы.

Постояв у стола секретаря, подождала. Николай Васильевич не поднимал на меня взгляд, печатал на каких-то нереальных скоростях, упёршись в свой монитор ледяными серыми глазами. Рядом со мной встали несколько мужчин с разных отделов. Держали папки в руках. Тоже молчали, важного мужчину не отвлекали. Он бы мог быть помощником директора, если бы тому не приспичило тискать блондинку. Ревновал ли Николай Васильевич, что я имею то, чего у него нет? Это обязательно надо выяснить, чтобы избежать конфликтов.

Секретарь протянул руку, забрал вначале одну папку, потом другую. Мужчины отошли, и я решила о себе напомнить:

— Веренцова Алла Владимировна.

— Заходите в кабинет, садитесь на стул напротив стола, — только и сказал он мне, не глянув.

Я сделала несколько смелых шагов, терпя пристальные взгляды людей в приёмной. И в основном это мужчины.

На большой дубовой двери никаких табличек и надписей. Отполированная, красивая с древесными разводами, имела красный цвет. Ручка золотая, отполированная до блеска.

Помпезно всё в этом месте.

Я постучала, для приличия, и вошла. За первой дверью оказалась вторая дверь.

Вошла в кабинет, поздоровалась, так и сказала:

— Здравствуйте.

Не стала ждать приглашения, потому что увидела свой стул. Он стоял посередине кабинета, напротив большого стола. Стол тоже оказался дубовый, мощный и красивый. В окна на третьем этаже было видно город. Светило весёлое весеннее солнце и лучами скользило по невероятной столешнице.

Кабинет достаточно большой. Но тёмный, из-за стен и мебели. У окна стояли два дивана, друг напротив друга, между ними маленький чёрный столик. Под ними шикарный ковёр под цвет столешницы.

Шкафы громоздкие, словно древние.

Тяжёлый романский стиль в дизайне интерьера.

Я села на стул. Коленки тряслись, я на них положила ладони. И как-то само собой, когда очень нервничала, всегда так делала, втянула щёки. Отчего лицо моё в такие моменты становилось скулистым, а губы полнее казались. И подняла взгляд на своего работодателя и будущего любовника.

Перестала дышать.

Он теперь не в уродской полосатой вязаной шапочке. На белоснежную рубаху, что светилась на фоне его смуглой кожи, накидывал шикарный серый пиджак. Действительно здоровый, как его директорский стол. Высокий, как его директорское кожаное кресло со спинкой. Иссиня-чёрные волосы, выбриты виски, аккуратная бородка. Глаза чуть раскосые, восточные. И этот невыносимый, прожигающий меня взгляд.

Сказать мне было нечего совершенно, и Бакай Акифович молчал.

Сел за свой стол, открыл ноутбук, кроме того что у него ещё был компьютер. И начал работать.

Первая мысль: он садист.

Столько денег предлагали за работу, чтобы потом на таблетки хватило.

Вторая мысль: меня не возьмут за плохое поведение.

Хорошо, что я до матов на дороге не дошла. Если бы он мне в ответ что-нибудь рявкнул, я б могла послать хорошенько.

Третья мысль: бежать.

И ещё миллион мыслей, потому что сидеть пришлось долго.

Восемь раз заходил Николай Васильевич. Голоса Бакая Акифовича я так и не услышала, говорил только секретарь.

Вот так сидеть было невыносимо. Я аккуратно закинула рукав блузки и посмотрела на свои золотые часики. Сорок минут сидела.

Приходили в кабинет люди. Я внимательно слушала о чём говорят. Они уходили.

Сейчас извиниться перед Бакаем? Глупо было бы извиняться и оправдываться. Как он попался мне на пути, непонятно. Совершенно нелепая ситуация.

2. 2

2 Вы приняты

А вдруг в туалет захочется, а я ещё перед боссом не извинилась?