Он молчал, глядя куда-то в сторону. Ей вдруг показалось, что земля уходит из-под ног.

Подошел официант, важный, как пингвин, и спросил, чего господа изволят.

– Яду, – мрачно ответила Бася.

– Что, простите? – вылупился пингвин.

– Яду! Чтобы отравиться наверняка и сразу!

– Ах, дорогая, прошу тебя, давай без истерик, – сморщился Эд и подал официанту знак удалиться.

– Ты отказываешься от меня?

Он молчал.

Надо же, как больно! Она и не думала, что может быть так больно… Столько писала о любви, а об этой боли ничего не знала… Да, хорошая школа! Писатель должен страдать, только тогда он сможет написать нечто значительное. Давай, Эд, помучь меня еще…

– Что ты молчишь? – сказала она и почувствовала, что вот-вот брызнут предательские слезы, но усилием воли заставила себя сдержаться: – Со мной не надо играть, милый! Мы не на сцене и не на съемочной площадке! Ты увлекся и никак не выйдешь из образа. Меня не интересует журнально-экранный напомаженный Эдуард! Где ты настоящий?!

Последнюю фразу она выкрикнула так, что на них стали оглядываться люди за соседними столиками.

Эдуард сконфузился:

– Прошу тебя!

– Да к черту все! – крикнула Бася не менее громко. – Давай будем живыми людьми! С чувствами и эмоциями!

– Ну, – мрачно отозвался Эдуард. – И при чем здесь это?

– При том! Я хочу прежде всего искренности! Или ты перестанешь играть и отдашься своим чувствам целиком, или нам придется расстаться. Конечно, я понимаю тебя – не так-то легко изменить жизнь в нашем возрасте, но я не согласна на меньшее, чем любовь.

– Зачем же так ставить вопрос? Какой-то, извини, юношеский максимализм.

– А как ты хотел? Что я буду ждать, когда ты вспомнишь обо мне и, может быть, уделишь минутку своего звездного внимания? Нет, Эд, так не будет! Или все, или ничего – и точка!

Он вспыхнул:

– Вот оно, твое любимое выражение: «И точка!» Как часто ты его произносишь! Тебе надо, чтобы всегда было по-твоему! Но неужели нельзя хоть на минуту представить, что может быть не точка, а, скажем, многоточие, тире или вообще…

– Междометие! – закончила фразу Бася и смачно ругнулась. – Примерно такое.

Эд ошалело посмотрел на нее:

– Ну, знаешь, не ожидал от тебя!

– А я и так могу, представь себе! – отрезала Бася.

Эд укоризненно покачал головой и строго заметил:

– Ты ставишь мне в вину мою занятость и стремление сделать карьеру, но разве ты сама не свихнулась на своих книгах и популярности?

– Неправда! – слабо запротестовала Бася. – Личная жизнь для меня на первом месте!

– Ты действительно в это веришь? – ухмыльнулся Эд, и его ухмылка оскорбила ее до глубины души.

– Да если хочешь знать, с тех пор как мы встретились, я не написала ничего приличного, потому что была переполнена любовью и у меня не оставалось сил на работу! – с горечью воскликнула Бася.

– Очень плохо, – пожал плечами Эд. – Извини, но я не могу позволить себе настолько раствориться в чувствах, чтобы забыть обо всем остальном! И потом, Барбара, жизнь – это не дамский роман!

Бася поперхнулась: какого черта он себе позволяет?!

– Кроме того, проблема в том, что ты сама не знаешь, чего хочешь! – продолжал Эд. – Я уж не говорю о том, что тебя вообще никогда не интересовало, чего хочу я!

«Потрясающая способность перевернуть все с ног на голову и обвинить в происходящем другого! – усмехнулась Бася. – Мало того что он меня бросает, даже не стараясь обставить это хоть как-то изящно, так еще и утверждает, что во всем виновата я сама! Нападение – лучшее средство защиты, так, что ли?»

– Эд, если у нас много претензий друг к другу, не значит ли это, что нам лучше расстаться? – Она задала вопрос спокойно, хотя в конце фразы голос сорвался.