– Я не знал, будет ли уместно преподнести Вам цветы или подарок в качестве благодарности, – неожиданно говорит Покровский. – Хотелось, но Ярослав рассказал мне о стычке у Вашего подъезда, и я принял решение не подливать масла в огонь.

Огня было предостаточно. Салим поджидал меня на лавке, хлестал виски прямо из горла, курил и с ходу начал бросать в лицо обвинения. Полез на Ярослава, получил по морде и настоятельную рекомендацию выслушать свою девушку, то есть меня, но советам не внял. Лишь ненадолго присмирел, дождавшись, пока машина Ярослава скроется за ближайшим домом.

– Напрасно утруждали себя размышлениями, – говорю резко, если не грубо. – Мы распрощались в то же утро.

– Мне жаль.

– Мне – нет. Он называл меня такими словами, значения которых пришлось гуглить, чтобы быть подкованной на будущее.

За столом повисает гнетущая тишина, но угнетает она, похоже, лишь меня. Сердце отбивает неравномерную дробь, сжимается и щемит. Я злюсь на свою несдержанность, на то, что позволила себе говорить с начальником – пусть и в неформальной обстановке – с очевидным неуважением. Но в особенности на то, что так явно дала понять – его бездействие меня ранило. Особенно сейчас, когда я знаю правду и после всех издевок от бывших коллег, что успела выслушать.

Тыкаю пальцем в экран своего мобильного, лежащего на столе, отмечаю время и опускаю его в сумочку.

– Если не возражаете, я бы хотела прогуляться перед работой.

Возражений не следует, через минуту я уже вылетаю в пальто нараспашку, на ходу обматывая длинный шарф вокруг шеи. Прибыли мы на машине, но ресторан всего в пятнадцати минутах неспешным шагом и ровно столько осталось до окончания обеда. Использую их по максимуму! Накручу себя до предела! Ха-ха.

Зарываюсь подбородком в шарф, запахиваю тонкое драповое пальто и сую руки в карманы. Давно пора утепляться, но солнце такое яркое, что кажется, будто можно выскочить в шортах и сланцах. На деле же каждое утро я вижу собственное горячее дыхание в клубе пара.

Едва сворачиваю за угол и делаю несколько шагов, как вдруг кто-то хватает меня за талию. Испуганно взвизгиваю и слышу знакомый задорный смех.

– Прибью! – возмущаюсь, разворачиваясь, и наотмашь луплю брата ладонью по плечу.

– Трусиха, – Сашка продолжает потешаться и зажимается, делая вид, что уворачивается. Потом крепко обнимает и шумно целует в щеку. – Как первый рабочий день? Караулил твой обед, но ты вышла с каким-то мужиком, и я решил не портить малину.

– Нет никакой малины, – слабо морщусь и беру его под руку. – Зато, у меня есть свой стол, прикинь.

– Ого! А стул?

– И даже стул, – важничаю, вышагивая по тротуару.

– Шикуешь, систер, – Саша опускает ладонь на мои пальцы и начинает их растирать. – Так и не купила зимнее пальто?

– Так еще и не зима, – увиливаю и хихикаю.

– Вер, это не шутки. Это – твое здоровье.

– У кого-то еще кипяченое молоко на губах не обсохло, чтоб замечания мне делать… – продолжаю острить, Сашка тяжело вздыхает. – Старое еще норм. Ты чего не на парах?

– Задвинул парочку, ерунда. Там все равно тухляк, а у сестры событие! Думал, сточим по шавухе, а ты по ресторанам. Вот она – настоящая жизнь.

Тру язык о зубы. Чешется, как рассказать хочется про яд, но я не знаю, имею ли право распространять эту информацию. В итоге рассказываю о своих обязанностях, об офисе и у самых дверей – о том, на кого, как выяснилось, работаю. Брат начинает хмурится, во взгляде появляется беспокойство.

Мы действительно близки. Он – моя семья, мои друзья, мое все. Мы доверяем друг другу абсолютно все секреты, делимся личным и сокровенным, без интимных подробностей, конечно, но с деталями. И мои отношения с Константином он не поддерживал с самого начала, все время, что тот ухаживал, Саша бубнил и ворчал, что он мне не подходит, что он старый для меня – на тот момент ему было тридцать четыре – и вообще бабник. Но я была слишком влюблена, чтобы замечать очевидное. Что лишь игрушка в умелых руках.