Я с удивлением посмотрел на докторшу.

– В изоляторах у нас ведётся запись наблюдения за пациентами, чтобы они ничего с собой не сделали. И эта запись однозначно указывает на то, что Вы обсуждали с кем-то вопрос об убийстве пациента, находящегося рядом с Вами, что лишний раз подтверждает Вашу социальную опасность.

– Я просто бредил от аминазина.

– Аминазин предназначен для купирования бредовых проявлений. И поэтому Ваши оправдания для меня, как врача, нелепы.

– А во-вторых? – тихо спросил я.

– А во вторых, Вы дважды запороли тест с маской.

– С какой маской?

– Здоровый человек не способен увидеть тыльную сторону «маски клоуна». Он всегда видит только его лицо. А Вы дважды подтвердили, что видите тыльную сторону вращающейся маски.

– Но ведь это бред! Считать человека ненормальным за то, что он правильно видит реальность!!!

– Увы, Иван Андреевич, такова природа человеческого мозга. Психически здоровый человек не может видеть тыльную сторону маски, он видит только её лицо.

У меня перехватило дыхание, и сильно закружилась голова. Мне казалось, что я, как Алиса из Зазеркалья, падаю в какую-то бездонную кроличью нору, откуда выбраться мне уже не удастся.

– Как Вы себя чувствуете? Вы бледный. Лягте на кровать! – скомандовала Светлана Борисовна.

Я лёг. Комната ходила передо мной ходуном.

– Вы ели на завтрак?

От воспоминаний того, что докторша назвала завтраком, меня вывернуло наизнанку. Она еле успела отскочить в сторону.

– Лежите, – скомандовала она и вышла в коридор.

Вскоре в палату вошёл псих-Антошка со шваброй и стал послушно вытирать мою блевотину. Вскоре вернулась и Светлана Борисовна со шприцем в руках.

– Это глюкоза, – пояснила докторша, заметив моё беспокойство.

После укола мне стало легче. Она открыла окно, и свежий ветер наполнил мои лёгкие неумолимой жаждой свободы, которая сейчас была от меня так далеко. Слёзы катились по моим небритым щекам. Я чувствовал себя маленьким беспомощным ребёнком.

– Я зайду позже, – произнесла Светлана Борисовна и вышла за дверь.

И она зашла. За окном уже темнело, когда она снова вернулась в мою палату.

– Вы опять ничего не ели? – спросила она, посмотрев на тарелки перед моей кроватью.

– Разве это можно есть? – спросил я.

– Вставайте! Пойдемте в мой кабинет! – произнесла она строгим голосом.

Я подчинился. Находиться в комнате, где кроме кровати и раковины ничего нет, было невыносимо.

Мы шли по длинному коридору мимо закрытых дверей с маленькими окошками, за которыми были слышны голоса, смех и стоны незнакомых мне людей. Наконец, пройдя через железную решётку, возле которой дежурили два сотрудника ФСИН, мы попали в другой отсек, где находился небольшой кабинет докторши.

– Присаживайтесь, Иван Андреевич, – произнесла Светлана, указывая на потрёпанный диванчик.

Она подошла к небольшому шкафчику и достала из него нехитрые сладости к чаю, затем включила электрический чайник и поставила на стол две чашки.

– Не слишком ли много чести для шизофреника? – спросил я.

– Я читала Вашу книгу, – произнесла она. – И честно признаюсь, она мне очень понравилась. У Вас талант.

– Спасибо, – буркнул я в ответ.

Она разлила чай по чашкам и села напротив меня.

– Угощайтесь! И можете расслабиться. В моём кабинете камер нет.

Я с жадностью выпил горячий обжигающий чай и поставил пустую чашку на стол.

Светлана налила мне снова.

– Вы, действительно, слышите голоса? – спросила она.

– Нет. Это было во сне, – я попытался снова найти оправдание тому инциденту с Антошкой.

– А сюжеты для своих книг Вы придумываете сами?

– Почему Вы это спрашиваете? – удивился я.