— Откуды ты такая темная? Уже не десять годков, чтобы не понимать такие вещи. Раньше-то новой дороги не было, все туточки ездили, а потом решили обновить путь да сократить его между двумя городами, а меня здесь оставили — места нового не нашли. А ты, бедоноша, и себе беду накликала и на меня старого перенесла.

Смотритель в сердцах плюнул под ноги и широким шагом поспешил на улицу. Первым порывом было догнать старика и объяснить, что неправильно это все. Но заставила себя сделать медленный вдох и выдох, досчитать до десяти и обратно. Сейчас он зол и не будет слушать, лучше займусь домом, а то был чужой аж неловко стало от паутины и пыли по углам. А скоро еще кто-то должен приехать.

Руки заняты — голова отдыхает.

Чтобы они ни говорили, а я права, если человек работает, значит, обеспечьте ему защиту и питание. Хотите вычеркнуть ненужное, значит, дайте человеку новую работу. Не можете? Обеспечьте защиту и питание. Что же в этом сложного-то? 

К моменту, когда приехала телега я успела прибраться в центральной части дома. Немного, но все лучше, чем ничего. Во всяком случае входя люди будут видеть чистоту, а не пыльную паутину с отощавшими жителями.

— Стажерка!

Я выбежала на улицу, подбежала к смотрителю. Он принимал у ямщика перевязанные стопки писем и газет тут же отдавал мне, с приказом неси в дом. Пока я бегала туда-сюда смотритель без умолку болтал с коллегой, а меня подгонял, мол, нечего людей задерживать. Можно подумать до моего появления здесь старик быстро справлялся с этой работой и никого не задерживал.

В очередной раз вернувшись увидела одного смотрителя, телега уехала.

— Бери лошадь и пойдем, — я осторожно взяла поводья, лошадь не знакомая мало ли как еще пошутить захочет вредный смотритель.

К счастью, шуток не было, мы зашли за дом и завели лошадей под навес. И вот что странно: навес в хорошем состоянии, почти новый, а коновязь едва не рассыпалась в труху. Надо бы ее заменить, уверена в лесу найдется подходящая палка, а вкопать я и сама смогу. Дело нехитрое.

— Эй! Есть кто?! Асимыч!

— От нелегкая принесла кого-то, поди глянь кто там, — смотритель забрал поводья моей лошади, а я побежала куда послали.

— Есть! Минутку! — обежав дом, схватилась за бок, переводя дыхание. Ох и работенка у меня, только и успевай бегать. — Доброго утречка.

— Та-а-ак, а ты чьих будешь? — давно созревшая женщина уперла полные руки в не менее крутые бедра, хмуро на меня посмотрела. Тяжелым взглядом прошлась вниз, задерживаясь на моей тонкой талии, юбке до колена, стройных ногах и вишенке моего образа ботинках на высоченной платформе.

Ой-ей, только этого на мою бедовую головушку и не хватало.

— Стажерка, — улыбаться не стала, гостье с головой хватило моей молодости и одежды. — Из города прислали опыта набираться и обучение отрабатывать.

— Сиротка?

— Сирота, — тут женское сердце не выдержало, в глазах сочувствие появилось.

— Оно и видно тощая как жердь, — женщина переложила корзинку, прикрытую праздничным рушником в другую руку. —  Это что же ты такое натворила, что к нам сослали?

— Отчего же сослали? — я понимаю, что у нас разные весовые и возрастные категории, но это уже ни в какие ворота: тощей меня еще никто не обзывал. — Оказаться на исчезающей почтовой станции, увидеть древний быт во всей красе и стать последней стажеркой — это о-очень редкая удача. Так  что мне повезло. Буду детям и внукам рассказывать об этом удивительном, но исчезающем месте.

Вот это я завернула, аж устала под конец фразы. Гостья пошла красными пятнами, открыла рот, но ничего не успела сказать к нам примчалась карета. Она так резко затормозила, что кучер едва не слетел с козел. Со стуком дверь открылась, из нее вывалились четверо орущих и дерущихся детей, за ними вышла уставшая женщина. На ее бледном лице яркими пятнами горел румянец, сначала подумала, что она больна, но увидев ее спутника, задумалась. Последним появился худющий мужчина, с тонкими усиками, как у таракана. Он то и дело оглядывался, испуганно смотрел по сторонам и жался к женщине. Незнакомке это не нравилось, но и в ее глазах виднелись остатки страха.