Через пару часов, когда мы наконец выдыхаемся, выползаем голые из душа и без сил падаем на раскуроченную кровать, она произносит задумчивым и серьезным тоном то, что повергает меня в очередной шок:

— Нам нужно прекратить, Кравцов.

— Ты спятила? — приподнявшись на локте, я недоверчиво смотрю в ярко-зеленые, как весенние сосны, глаза.

— Ты плохо на меня влияешь, — с неуловимой тоской в голосе шепчет Леся, скользнув пальцами по моей щеке. — Я влюблюсь в тебя и буду страдать, а мне нельзя. Я совсем несмелая…

— Тоже мне откровение, — хмыкаю, целуя ее в краешек губ.

— Мне нужна страховка, Страйк.

— У меня есть имя, Лесь, — отстранившись, напряженно напоминаю я. — Страховка не поможет, малыш, мы уже по-крупному встряли. У меня есть предложение получше.

— Какое? — в распахнутых глазах мелькает искренний интерес.

— Переезжай ко мне.

— Но…

— О матери не переживай. Я всё решу.

— Я очень хочу согласиться, Саш. — неуверенно начинает она, отводя взгляд в сторону. — Попробовать эти твои серьезные отношения, но ты должен пообещать мне кое-что.

— Что? — поспешно спрашиваю я, готовый поклясться в чем угодно, лишь бы Олеся прекратила от меня бегать.

— Ты отпустишь меня, если я попрошу. В любой момент. Без объяснений причин.

— Странная просьба, — озадаченно хмурюсь я.

— Это мое условие, и оно будет работать и в отношении тебя тоже, — упорствует Веснушка. — Я не буду держать, если ты захочешь уйти.

— Ладно, — подумав, соглашаюсь я, даже не догадываясь, каким болезненным бумерангом спустя всего несколько лет настигнет меня эта дурацкая клятва. Но даже если бы я знал, в какой персональный ад превратится мое существование из-за легкомысленного обещания «совсем несмелой» Веснушке, то все равно не нашел бы в себе сил сказать ей «нет».

Я не видел причин, мешающих нам быть вместе, и не строил больших планов на будущее. Олеся отчаянно боялась влюбиться, меня же волновало только наше сейчас, в котором было легко и приятно.

Я не боялся, а зря…

12. Глава 11

Глава 11

Восемь месяцев спустя

Олеся

— Явилась! Еще и с утра пораньше! — ворчливо встречает меня Аделаида Степановна.

Я пропускаю «наезд», пру в палату, как танк, и уже с порога фиксирую отдышку и синюшный цвет лица. Без прически и привычного макияжа, в простом цветастом халате и резиновых сланцах моя любимая Адушка выглядит больной и постаревшей на десяток лет.

— Почти обед, Аделаида Степановна. — Внутри все трепыхается от беспокойства, но удержав на лице спокойную улыбку, я прохожу к тумбочке. Открыв дверцу, смотрю на пустые полки, но никак не комментирую. Чему удивляться? Кроме меня, у Адушки никого нет. Могла бы с соседями наладить общение, но характер уж больно склочный. Само собой, не от хорошей жизни.

Тяжело вздохнув, я выкладываю из сумки бутылку минералки, постное печенье и разрешенные фрукты.

— А ну-ка убирай обратно! — ругается Адушка. — Не надо мне ничего. Ишь чего выдумала.

— Не командуйте. Вы не у себя дома, — строго осаживаю старушку. — Почему мне не позвонили? Я чуть с ума не сошла! Прибежала с утра, а вас нет. Спасибо Марфе Петровне, подсказала, где искать!

— А Машке бы язык выдрать. Мелет вечно, как помелом.

— Она о вас тревожится, — с укоризной качаю головой и переключаюсь на более насущные темы. — Я с врачом говорила, обещал, что через неделю вы будете дома.

— Только обещать и умеют, — бубнит под нос Аделаида. — К ним только попади, потом разве что вперед ногами…

— Что вы такое говорите! Нам через две недели день рождения ваш отмечать. Я торт испеку по собственному рецепту, на прогулку сходим в парк, в вашу любимую кондитерскую заглянем, — подскочив к капельнице, проверяю наличие препарата, затем заглядываю в мусорное ведро, чтобы убедиться, что вводимое лекарство соответствует листу назначений. Как говорится: доверяй, но проверяй. И про торт я чуток слукавила. Кулинар из меня никакой. Кравцов может подтвердить. Он мне уже неделю пересоленные и подгоревшие кексы вспоминает.