Ага. А потому уезжать из этой серости никак нельзя, пока все… не понятно.
Еще спалит нахрен усадьбу.
Или чего иного учудит.
- Однажды я тоже высказалась. Резко. И едко. Слово за слово и… это была настоящая ссора. И в ней он высказал, что половину драгоценностей ему пришлось отдать за это покушение, за артефакт, который стер бы все следы…
- Ты не виновата.
- Я себе тоже это говорю. Но помогает слабо. Тогда… тогда я чудом сдержалась, чтобы не убить его.
- И правильно.
- Нет. Я должна была, но… но он вдруг стал ласковым. Потом начал говорить, что все сделал из любви ко мне. Что он все еще любит. Что… что иначе нас очень скоро нашли бы. И его бы убили. А так… так никто и не искал. Что я сама виновата, всегда давала понять, что стою выше… что…
Она закрыла глаза.
- Все прошло, - Эдди положил ладони на плечи. – Все уже прошло.
- Если бы… некоторые ошибки не исправить. Только и остается думать, как сделать так, чтобы не стало хуже. Сейчас проще. Легче. Я уже перестала думать, что я сделала не так. Почему наша любовь оказалась такой… ненадежной?
Эдди мог бы сказать.
Напомнить.
Про эти вот исчезновения, когда папаша просто уходил, не давая себе труда предупредить. И плевать, что скоро зима, а дров нет. И крыша разобрана, он ведь обещал сделать. В погребах, если не пусто, то почти. А деньги, отложенные на крышу и продукты, исчезли вместе с папашей.
Про возвращения.
Пьяные песни. Крики. Про… другое.
Этот угребок должен был умереть раньше. Определенно.
- Прошлое… мне нужно будет встретиться с ними.
- С кем?
- Для начала с родителями Элоизы. Объяснить. Попросить прощения… не знаю. Наверное, это глупо, но мне действительно нужно их прощение. И… чтобы её похоронили. Под своим именем.
А стало быть, возникнут вопросы.
- Скажи, что это не имеет значения? – попросила матушка.
- Не скажу.
Матушка покачала головой. И Эдди уточнил.
- Тебя будут искать? Ну… если станет понятно, что…
- Будут. Не потому, что так уж обрадуются. Скорее наоборот. Но… моя семья весьма строгих нравов.
- Поэтому ты с ними и не связывалась.
Ведь могла же. Письмо отправить несложно. Даже в их захолустье почтовые фургоны появляются. А то бы и Эдди отвез в какой город, чтоб побольше и поприличней.
- Пожалуй. Хотя… не только. Мне было невыносимо стыдно. И страшно. Это ведь страшно, признаться, что ты стала соучастницей убийства.
- Ты не виновата.
- Виновата. И я, и твой отец, и Элоиза. И те, кто убивал. Мы все виноваты. Но… да, страшно тоже. И не из-за того, что я сделала. Скорее из-за Милисенты. Пусть семья не одобрила брак, но заключен он был по закону. Это не стали бы оспаривать. Однако… мне бы не позволили остаться там. И… Милисента. Её бы забрали.
- Куда?
Матушка не спешила с ответом.
- О моем воскрешении вряд ли объявили бы. Или, возможно, сообщили бы, что я выжила чудом и долго болела, поэтому и скрывали от… друзей семьи. И болела бы я дальше. Весь остаток жизни. Где-нибудь, где… где никто не усомнился бы, что разум мой пострадал в результате того ужасного происшествия. А вот Милисенту… Милисента родилась с даром. С очень ярким даром. А это редкость. И ценность.
Мимо которой семья, которую Эдди уже тихо ненавидел, не прошла бы.
Понятно.
А что могла бы противопоставить бедная вдова? Небось, семья не из простых. Лорды. И леди. И… и связи, конечно. В мире тяжко без связей.
- Я и понадеялась, что мы справимся как-нибудь сами. В конце концов, у нас ведь получалось жить. А… я научилась довольствоваться малым.
Не вышло.
Потому что появился Чарли. И его сестрица. И Змей. И… все остальное.