Как? Разве может человек принадлежать кому-то…

- Тот, кого ты знала… к слову, как он назвался?

- Стефано, - сказала Эва.

- Стефано… надо же, выдумщик какой. Так вот, он тебя продал.

- Но…

- Да, это незаконно, - согласилась женщина. – Однако здесь, девонька, свои законы. И теперь ты принадлежишь мне. До тех пор, пока не отработаешь долг.

- Сколько?

- Вот и умница, - Матушка Гри улыбнулась, отчего её некрасивое лицо сделалось вовсе страшным. – Ни слез, ни капризов… все-таки леди – это леди… три тысячи.

Сколько?

Эва ведь слышала… стоп. Нельзя показывать, что она слышала. И вообще свои способности. А потому она сделала очередной глоток. Бульон стоило допить, пока он окончательно не остыл.

- И еще пятьсот в месяц за услуги.

- К-какие?

- Одежда. Комната. Еда.

Вот за ту конуру и пятьсот? Да… да они за особняк на побережье столько не платили, который снимали все лето!

- Целитель, которого пришлось позвать, ибо ты была далеко не в самом лучшем состоянии. Он сумел сохранить твой разум…

Ложь.

Нет, целителя Эва не видела, но целитель бы понял, кто перед ним. И не рискнул бы связываться.

- Моя семья… заплатит.

- Уверена, детка?

- Да, - решительно ответила Эва. – Она заплатит и втрое больше. И вчетверо.

Улыбка Матушки Гри стала еще шире.

- Видишь, как хорошо все складывается…

[1] Одежда, особенно платья из качественных тканей, были вещью очень дорогой. Их передавали по наследству, дарили. Но ткани вроде шелка и бархата нуждались в специальном уходе, их нельзя было просто постирать. Поэтому бедные девушки часто отпарывали и стирали лишь рукава, как наиболее загрязненные части одежды. Со временем рукава становились светлее основной ткани, что было признаком бедности.

6. Глава 6 Где речь заходит о родовых тайнах и прошлом, пусть и не совсем отдаленном

Глава 6 Где речь заходит о родовых тайнах и прошлом, пусть и не совсем отдаленном

Матушка не спешила говорить, а Эдди не торопил. Вот что он усвоил к своим годам немалым, так это, что спешка к добру не приводит.

А позолота-то местами поистерлась. Незаметненько, в уголках самых, но все же. Да и гардины цвет имеют неоднородный, но тоже не сказать, чтобы пятнами пошли. Нет, слегка выгорели.

Самую малость.

Отчего-то данное обстоятельство несколько примирило Эдди с действительностью.

- Видишь ли, дорогой… - матушка все же вздохнула.

- Если не хочешь…

- Не хочу. Но надо. В конце концов, я и без того слишком долго пряталась. И… пожалуй, если бы речь шла лишь обо мне, но Милисента. И ты… - она встала и подошла к окну.

Окна, надо сказать, были изрядными.

В пол.

И с белоснежными переплетами, укрепленными магией. Оттого и не тянуло сквозь них сквозняком. Да и сами стекла отличались той прозрачностью, которой обычным способом не достигнуть. А выходили они на улицу. Узкую. Серую.

Да и сам этот город был серым.

Серые дома тянулись ввысь. По серым мостовым гуляли серые люди, махонькие, что игрушки. Пара серых лошадей тащила уродливого вида повозку, та и шла-то по рельсам.

- Я уже забыла как здесь… красиво.

- Красиво?!

Вот уж чего Эдди не видел, так это красоты. Но матушка снисходительно улыбнулась.

- У каждого свой взгляд. А мне… мне этого не хватало.

Города?

Или роскоши, к которой она привыкла? Эдди не дурак. Эдди понимает, даже без слов. Возьми кого другого, ту же Милли, она вон дичится. И держится так, с видом прегордым, но взгляда хватит, чтобы понять, сколь неудобно ей в этаком окружении.

А матушка?

- Что ж… все же… ты знаешь, что когда-то я сбежала из дому, чтобы быть рядом с твоим отцом.

Эдди знал.

Правда, до сих пор понять не мог, чем же эта скотина такое счастье заслужила. Ну да ему ли матушку судить?