— Вик, считай это моим внутренним чутьем, но с ними я работать не буду. — Блондин раскатисто хохочет, запрокинув голову, и гладит пышное женское бедро. Ловит мой взгляд, что-то шепчет своей девице на ухо, отчего та смущенно улыбается. 

— Идем. — Вика пытается взять меня за руку и поднять. 

— Нет, Вика, — стряхиваю руку, не разрывая взгляда с блондином. «Удачи», — произносит одними губами и возвращается к своей подружке, зарываясь лицом в волосы и целуя шею. — Я интересовалась постоянными, чтобы исключить, — повернулась спиной к залу. — Второй стол от колонны. Видишь, где четверо? 

— Вижу. Ян, можно хоть раз выберу я? 

— Можно, но без меня. 

Вика чуть наклоняется, поправляет грудь, разглаживает складки платья:

— Помада не размазалась? 

— Все отлично. 

 

5. Глава 4

«Это последний раз», — уговариваю себя, а внутренний голос издевательски хохочет, говорит, что ничего другого я не умею. Все чему меня научила улица — обманывать и брать то, что нужно. 

После исчезновения отца мать замкнулась в себе, а я в учебе. Изучала школьную программу и посещала дополнительные занятия по биологии и химии, тратя все силы на оценки для будущего аттестата. Мне оставался год до поступления в медицинский колледж. Но все труды в один момент потеряли любую значимость. 

— Что-нибудь крепкое без льда. — Бармен вскидывает удивленно бровь. — Спасибо.

Прокручиваю пальцами высокую резную рюмку, а воспоминания вновь уносят в детство, к серванту с блестящей хрустальной посудой. Как же я ненавидела ее натирать, сидя на полу у таза с водой, вдыхая уксусные пары. Мама щедро наливала несколько стволовых ложек на емкость и спешила открыть небольшие форточки. В тот момент я проклинала многочисленный хрусталь и задавалась немым вопросом, а почему бы все не завернуть бережно в газетку и не убрать до следующего Нового года вместо того, чтобы натирать и расставлять два раза в месяц. 

Как бы я сейчас хотела неспешно перемывать крохотные солонки и расставлять донышком вверх на расстеленное мамой махровое полотенце. 

— Еще, — протянула рюмку. 

— Работать сможешь? Клиенты не любят пьяных, если только они сами не напоили. 

— Только так и смогу. — Жду последнюю каплю, сорвавшуюся с горлышка бутылки. Сажусь вполоборота, и мое внимание вновь притягивает пара оборотней. Щедрые ребята… Скажи я об этом Вике, пришлось бы наблюдать, как та крутит у виска пальцем и ядовито хохочет. 

Блондин не перестает облизывать свою девицу, вызывая у меня гадливые чувства, при этом ведя светскую беседу с брюнетом. Неужели ей нравится?! Она же словно ручной питомец, которого хозяин почесывает за ухом, пока смотрит телевизор. 

Блондин качает головой и, могу поклясться, слышу, как цокает языком, глядя на рюмку в моей руке. «Нельзя», — четко произносит губами. 

— Отвали! — и ловлю себя на рычании, прикрывая ладонью оскал. 

Выпиваю крепкий, невероятно приторный напиток, вновь оживаю. Только так я еще могу ощутить волчицу внутри: провоцируя, затуманивая сознание человека алкоголем.

— Еще, — щелкаю стеклянным дном о столешницу.

Поднимаю голову, а блондин словно ждет, когда я на него взгляну. Он один, девицы нет рядом. Откинувшись в кресле, растягивается в гадкой высокомерной ухмылке, словно знает обо мне все. 

«Не поможет», — комментирует. 

Не выпуская рюмку, демонстрируя средний палец, опрокидываю, и по горлу медленно течет огненная лава. 

Лучи прожекторов становятся непривычно яркими, музыка слишком агрессивной для слуха, а я не перестаю улыбаться. 

Волчица! Она не бросила меня! 

— Я тебя устала ждать. — Вика пританцовывает и манит меня ладошкой. Оставляю рюмку, и мы идем к столу, выбираем место на границе танцпола так, чтобы нас заметили, разыгрываем случайную встречу.