А вот более нищих на эмоции людей найти вряд ли можно.

Не то, что бы мы совсем брёвна в плане чувств... Я мог ощущать страх – особенно в присутствии отца. Нет, не так – исключительно в его присутствии; мог раздражаться, злиться, если что-то шло не по плану; чувствовал моральную усталость или скуку; мне было доступно удовольствие – но это максимум, на что мы с братьями способны. Грусть, обида, боль, вина, нежность, жертвенность... любовь... для нас всё это – просто набор букв из алфавита. Всадникам не нужны были сопливые человечные дети – они создавали роботов, способных подчиняться и не отвлекаться на дела мирские. И нас с братьями, в общем-то, всё устраивало, потому что мы в принципе не могли страдать от нехватки того, на что не способны.

А вот от большего количества свободы и личного пространства никто из нас не отказался бы.

– Как ты собираешься искать «нарушителя»? – интересуется Принц. – Не заглядывать же каждому в глаза – на это уйма времени уйдёт.

– А какие у нас варианты? – безразлично пожимаю плечами. – Вечером пробегусь по улицам – будем надеяться, что мне повезёт. Ну а если нет... Тогда через пару дней на учёбу, и поищем его через студентов: наверняка они в городе всех знают и смогут поделиться нужной информацией.

Вечер – это самое тяжёлое время суток не только для меня; это время, когда вспыльчивость Игната и активность Дана достигала критической точки, а страдали вечно мы с Принцем. Хорошей разрядкой был секс, но здесь нет даже банального бара, не то, что эскорт услуг. И если не получится найти другое антистрессовое занятие, то обязательно последует «гром», но вряд ли сына Войны устроит игра в карты. Поэтому я даже радовался этой своей сиюминутной идее прошерстить город – вечером всё выглядит по-другому, и проще слиться с местностью.

Ну и хотя бы на час-другой переключить голову на что-то кроме вечных семейных разборок.

Окидываю братьев взглядом. Принц стаскивает с шеи серый шарф и пробегается пальцами по густой шапке золотистых кудрей; Игнат нервно откидывает с глаз длинную каштановую чёлку и оглядывается: его намерение сбежать слишком очевидно; Дан бездумно вертит в пальцах пепельные дреды – бесят уже эти сосульки на его голове. Брат ловит мой взгляд и ехидно ухмыляется – разгадал мои мысли; одежда на нём висит мешком и, кажется, болтается ещё больше, чем прежде.

– Я думаю, нам надо вернуть твоё прозвище в оборот, – ухмыляюсь.

Игнат светит зубами, напоминая своё погоняло, и я закатываю глаза.

– А как насчёт твоего? – интересуется Принц, вскидывая бровь.

Почему-то при разговоре с ним всегда смотрю в его светлый глаз – наверно, так брат кажется не таким мрачным.

– Моё не настолько крутое, – подмигиваю Дану.

– Ладно, девочки, пока вы тут погонялами меряетесь, я пошёл себе комнату забивать!

Игнат уносится, следом за ним с возмущённым ором сваливает Дан – как дети, ей Богу; Принц понимающе улыбается, и я, оставшись один, разворачиваю паспорт. Моё имя всегда одно и то же – уже довольно давно – а вот фамилии меняются с завидной регулярностью, потому что с чисткой данный в базах не особо заморачиваемся и можем что-то пропустить; теперь я Влад Гранин, хотя со дня своего создания воспринимаю себя просто сыном Смерти.

Но имя – это ярлык, который помогает тебе затеряться в толпе, и без него мне нет хода за порог.

Выхожу во двор; небо по-прежнему было затянуто в тяжёлые кучевые облака, ветер порывами швырял вдоль улицы целлофановый пакет, но зато дождь прекратился, превратившись в мелкую морось. Моя тёмно-синяя толстовка расстёгнута нараспашку, хотя на дворе максимум пять градусов тепла, но это не проблема, потому что холод тоже не помеха; тяжёлые армейские ботинки вязнут в грязи, замедляя шаг, однако я никуда и не торопился. Машина осталась на подъездной дорожке; вместо этого я просто топал пешком вверх по улице, потом направо – прямо в сторону небольшой горстки пятиэтажек – и оттуда в центр. Двигаться старался вдоль стен, чтобы слиться с пейзажем, но улицы были практически пусты: в такую погоду, как я и говорил, большинство предпочли остаться дома.