Несмотря на довольно теплую воду, тело пробила холодная дрожь. Я обняла себя за плечи, поджала колени к груди, стало так неуютно. Я чувствовала себя здесь чужой.

– Он… Эйган пугает меня одним своим присутствием, – голос задрожал, а из глаз полились слёзы. – Утверждает, что я его истинная пара… и брачная татуировка подтверждает это, но! Он так напорист! Я… я… не знаю, что мне делать?! Я…

– Так вас пугает сам Эйган, а не его обезображенное лицо? – поинтересовалась вдруг Лаки́ра, сбив меня с мысли, заодно и подкатывающую истерику. Я задумалась, припоминая изуродованную правую часть лица лорда, и поняла, что не так оно и ужасно. Лицо Эйгана покрывал тёмно-серый нарост, похожий на лёд, он словно въелся в кожу. Наверное, причиняет боль.

– Нет. Скорее он сам. Я не знаю почему, но сильно боюсь его. Словно… – я замолчала, прикусив язык.

– Словно что, миледи? – уточнила женщина, вся обратившись в слух, даже руки её замерли в моих волосах.

– Не знаю. Наверное, это прозвучит глупо. Но мне кажется, что это не совсем мои чувства, понимаете?

– Понимаю. Разберемся. – Лаки́ра тяжело вздохнула за моей спиной.

Мы обе молчали. Она промыла чистой водой мне волосы, помогла встать и подала большое полотенце с халатом. Пока я сушила волосы и одевалась, кареглазая женщина внимательно наблюдала за мной. Мне оставалось лишь догадываться, какие мысли крутились в её мудрой голове. Мы вышли в спальню, я села на заправленную кровать, Лаки́ра всунула мне в руки уже остывший чай и себе плеснула из чайничка; устроилась в кресле напротив, похоже собираясь мне что-то рассказать. Но перед этим, щелкнув пальцами, я подогрела нам чай.

– А вы умелая. Значит, чаровница Снежной Академии? – Подмигнула, пригубив горячий напиток. – Интересный, однако, выпал жребий.

– Жребий? – не поняла я, но Лаки́ра отмахнулась. Закинув ногу на ногу, я опять притянула к себе чашку.

– Эйган не всегда был таким. Три сотни лет тому назад он… был мягче. В те смутные времена наш клан воевал с кланом орлов и стал жертвой в интриге Орла́на Всемогущего, напавшего на наш город. Орлиный король пал в битве, но на последнем издыхании связал наши кланы магическим ритуалом – на следующее утро мы и воины Орла́на переродились грифонами! Все до единого старика и ребёнка. Не существовало больше отдельно ни львов, ни гордых орлов. Только грифоны. Лишь в чертогах Царства Грёз мы можем оборачиваться в изначальные ипостаси.

– Ничего себе! Такого в академии нам не говорили! Но, – стушевалась я, не зная, как поудобнее спросить, – а откуда у Эйгана эта… штука на лице?

– Это проклятие Орла́на Всемогущего за то, что Эйган отказал его переродившимся воинам в помощи в войне с драконами Ледяной Пустоши. Хворь терзает Эйгана уже триста двенадцать лет. – Лаки́ра поджала губы. Она жалела его, поскольку взрастила, заменив мать. – С каждым последующим годом Эйган глубже замыкался в себе, никого не подпускал к сердцу. Его невеста первой отвернулась, публично обозвав уродливым чудовищем. С другими девушками тоже не срослось.

Ох! Неудивительно, что лорд так обозлился! И мне стало его действительно жалко.

– Но разве никто не смог излечить эту хворь? За все триста лет никто? Разве такое возможно?

– Возможно, Айла. Ледяная хворь наслана посмертным проклятием, тёмной магией. И она неизлечима. Вернее, есть одно средство, но… – не стала мне рассказывать это но. – Сперва хворь причиняла Эйгану невыносимые муки, вгрызалась в кожу, очень быстро разрасталась. Я до сих пор помню его душераздирающие стоны и крики, от которых вздрагивал весь замок. Чтоб Орла́н на том свете горел! Узурпатор хитрющий!