Я очень не хотела уходить и не хотела, чтобы он отчислял меня, забирая дарованный шанс назад. Была в ужасе от мысли, что все усилия напрасны. А яд, что растворился в моей крови и заставлял грезить только о мастере, – тоже зря. Это так ужасно, когда единственный мужчина, о котором ты способна думать, может сломать твою жизнь! И может быть, уже планирует это сделать…

Я закрыла глаза, упершись руками в стол и сжав столешницу. Кажется, слишком сильно. Пальцы даже чуточку похолодели.

– А теперь возьми чашу для смешивания и делай то, что я буду говорить, – наконец раздался тихий, словно уставший голос льесмирая.

Но для меня он прозвучал музыкой, трелью дождя по иссушенной, растрескавшейся земле.

Он не собирался меня выгонять.

В следующие двадцать минут я трясущимися руками выполняла каждое указание Багрового змея, лишь изредка отвлекаясь на его тень, то и дело мелькающую возле окна. Я не должна была ошибиться. Ведь если я сделаю это даже с мирином в организме, значит, мастер прав и я совершенно бездарна. Страх ошибки, смешанный с жаром, что продолжал курсировать по венам, поднимал градус напряжения до совершенно нового уровня. До такого, на котором мне никогда не хотелось бы оказаться.

Но я уже была там.

Ближе к концу занятия, когда передо мной стояла почти готовая ядовитая субстанция, я начала чувствовать себя слишком плохо. Возможно, если бы после приема мирина я оказалась у себя в кровати и спокойно отдыхала, раздумывая о том, насколько мягкими были губы мастера Астариена, все ограничилось бы легким неудобством, которое пропало бы к утру. Но сейчас каждую мышцу скрутило от беспокойства, под желудком кольцами свился страх, а взгляд Багрового змея жег кожу.

Я хотела повернуться к нему, что-то сказать. И в то же время не хотела. Хотела, чтобы все это прекратилось, и наоборот, не заканчивалось никогда, потому что мастер был рядом. Сейчас он был неподалеку, и одно это доставляло мне болезненное отравленное удовольствие.

А потом Астариен и впрямь оказался за моей спиной.

– Сейчас заготовку придется нагреть, – проговорил он неожиданно совсем близко.

Я едва не подпрыгнула, осознав, что мирай находится от меня на расстоянии вытянутой руки, хотя еще мгновение назад, кажется, был на другом конце помещения.

Он выскользнул из-за моего плеча, подойдя к столу, пододвинул откуда-то взявшуюся горелку и просто протянул к ней ладонь. В тот же миг с нее сорвалось оранжево-желтое пламя, поджигая фитиль. Огонь осветил кожу мастера, играя бликами на кончиках пальцев, на изгибах мышц и отражаясь в отчего-то потемневших бездонных глазах.

Он был таким красивым в этот момент, что я забыла, как дышать, вглядываясь в его сосредоточенное, чуть напряженное лицо. И когда Астариен вдруг перевел взгляд на меня, все внутри оборвалось. Я чувствовала, что падаю, хотя стояла на месте. Чувствовала, что умираю, хотя сердце, наоборот, стало биться в два раза быстрее, а кровь в жилах закипела.

В этот миг в багрово-алом взгляде проскользнуло что-то болезненное. Я поняла, что мастер заметил мою реакцию… И теперь готов просто уйти.

– Ставь чашу на огонь, гематит Шиарис, – вздохнув, проговорил он, и его взгляд начал ускользать, теряться во тьме, в которой я могла уже никогда его не найти.

Не знаю, как так вышло, но я вдруг схватила его за руку и крепко сжала. Как последнюю надежду на спасение. А когда он вновь повернулся, взглянув на мою кисть на собственном запястье, а потом снова на меня, во мне что-то лопнуло.

Я приподнялась на мысочках и поцеловала его. Поцеловала, надеясь сразу после этого умереть.