– Конечно же, я, – и, с силой сжимая пальцы, чтобы не расплакаться, я сделала последнюю попытку успокоить мужа, убедив его в том, что все нормально. Отбросив назад волосы, я упала спиной на кровать, широко расставив ноги.

– Что, опять? – озадачился Аделард, но не посмел воспротивиться моему желанию.

Не снимая рубашки, он приспустил штаны. И, удобно расположившись между моих бедер, уверенным движением вошел в меня.

После столь продолжительных и повторяющихся ласк я имела полное право снова провалиться с сон, что и сделала, укрывшись одеялом и уткнувшись в подушку лицом.

– Ну что ж, отдыхай, – поправляя одежду, Аделард, по-моему, решил, что это была обычная женская хандра в период овуляции, поэтому он сделал все, что мог.

– До вечера, – не поднимая головы, пробормотала я, внутренне дрожа от нехороших предчувствий.

И как только за мужем закрылась входная дверь, услышав характерный щелчок, я подскочила с кровати и бросилась в ванную. Приведя себя в порядок, направилась в салон.

Матушка уже ждала меня там.

– Так что, Зузунда, – даже не сказав слов приветствий, она сразу же перешла к делу. – Ты принесла мне деньги?

– Нет, – я посмотрела мимо нее в окно, за ним молодая дама вела за руку ребенка, маленькую девочку лет пяти.

«Вот бы и мне родить такую же, – подумала я. – Я не была бы равнодушной, как когда-то моя матушка, я бы любила и лелеяла ее, не отпускала бы от себя ни на шаг».

– Что ты там задумалась? – проследив за моим взглядом, спросила она.

– Думаю, что вынуждена буду тебе отказать.

– Что?..

– Нет, конечно же, я дам тебе деньги, сколько нужно, но только не настолько огромную сумму, как ты затребовала. Понимаешь, у меня ведь тоже имеются кое-какие обязанности, к тому же немалые расходы на ткани…

– Какие обязанности? Какие траты? – взревела матушка. Резко поднявшись со своего места, она принялась ходить туда обратно. Потом, подойдя к нежно-салатовому платью с графитовыми вставками, резко сдернула его с вешалки, приложила к себе, села, держа его в руках.

– Зачем ты мнешь платье? – я рассердилась такому бесцеремонному поведению. К тому же наряд был новинкой сезона, и его только утром должны были выставить в витрину.

– Я забираю его себе, – уверенно разглаживая шелковую ткань, маменька вела себя слишком возмутительно, хозяйничая, словно у себя дома.

– А разве я разрешила тебе взять платье? К тому же… мне кажется, оно не подойдет тебе по размеру – слишком просторное в груди.

– А вот на тебя в самый раз, – хохотнула нахалка. – И где только ты взяла такие дойки?

– Не дойки, а грудь! – огрызнулась я. – И еще: перестань оскорблять меня, насмехаться над моей внешностью. На себя бы посмотрела. К тому же я – твоя дочь!

– Да у тебя от меня нет ничего. Мы совершенно не похожи.

– А на кого же в таком случае я похожа? – с ужасом и сожалением глядя на то, как прелестное платье превращается в измятую тряпку в руках мамы, спросила я. – Возможно, что … на своего папу?

– Да разве я знаю, кто он? – хмыкнула матушка. – Есть, конечно, некоторые подозрения, что этот тот самый рыжий громила, моряк, случайно зашедший в ту ночь в таверну, когда я там работала, вот только…

– Вот только что? – я лихорадочно прикидывала в уме, как же мне отобрать платье у маменьки.

– Две другие девчонки тоже рыжие! Особенно Сицилия. А с тем морячком я так больше и не встречалась.

– Ну, это твои проблемы, – закусывая губы, я позвонила в колокольчик, стоящий на столе. И тут же в комнату вошла Светлана, одна из лучших моих мастериц, стройная и маленькая молоденькая брюнетка, очень красивая, так что в ином случае я бы даже опасалась держать ее у себя – а вдруг попадется на глаза мужу? Но в Аделарде я была уверенна больше, чем в себе самой, поэтому совершенно не тревожилась внешностью работницы.