— А ты думал, фикус отнесёшь и тебе сразу пися обломится? — угорают парни со стягивающего с себя футболку мажора. — Алина себе цену знает.

Тихонечко сворачиваю в соседний ряд и выглядываю в щель между коробками.

Уже скорее на рефлексах, чем осознанно включаю камеру на телефоне. Погоня за годным контентом выработала привычку всегда быть начеку. Я как папарацци — в вечном поиске сенсаций, и интуиция меня редко подводит.

— Посмотрим, как она запоёт, когда я буду её жарить.

Пафосная реплика вызывает новый взрыв смеха.

— Спятил? — недоверчиво уточняет папин тёзка. — Тебя наш босс за дочку на вертел посадит. Без вазелина!

— Дочь, говоришь? — Светлые глаза мажора загораются нехорошим огнём. — А это становится интересным...

— Жить надоело?

Сразу видно — ребята хорошо знакомы с нравами начальства, а вот новенький — самоубийца.

— Я её нагну прямо в кабинете Метельского, — продолжает бесстрашно рыть себе яму придурок.

— Так Алина тебе и дала, — недоверчиво ржут пацаны.

— Забьёмся? — предлагает он самоуверенно,

— Ага, когда она тебя пошлёт, то подойдёшь к Метельскому и поцелуешь. Как Брежнев — прямо в губы!

— По рукам!

Повисает звенящая тишина.

— Ты это серьёзно?

— По рукам, Паша? — повторяет задиристо мажор, всматриваясь в надпись на бейдже коллеги. — Два месяца мне хватит за глаза.

Я едва сдерживаю дьявольский хохот, представляя, как он тянет к папе губы дудочкой.

Теперь гадёныш у меня в кармане.

5. Бабочки в животе

Из-за задержки в отделе кадров захожу в столовую последним. На раздаче вместо нормальной еды сплошное «жри чё дали». Если бы от голода не сводило кишки, я бы пихать ЭТО в себя воздержался.

Голова с похмелья всё ещё чугунная. Выбираю пустой стол у окна, подальше от шума.

Долго, придирчиво рассматриваю содержимое подноса. Солянка, тушёная капуста с тефтелями, пирожок... тоже с капустой! Не люблю её. Пахнет как-то... нищетой и безысходностью.

Аппетита не прибавляет и рыжая девчонка, что нагло подсаживается за занятый мной стол.

— Привет, я Кристина.

Равнодушно возвращаю взгляд в тарелку, выстраивая между нами невидимую стену. Не настолько я оголодал без женского внимания. Инициатива должна исходить от мужчины. Если первый шаг делает девушка, значит, она отчаялась. С такой связаться себе дороже.

Так вот, Кристина сейчас подсела не за тот столик, не в то время и не к тому парню.

Чем скорее она это сообразит, тем лучше.

Но девчонка понятливостью не отличается. Молчание затягивается.

— Исчезни, Каштанка.

— К-кто?.. — таращит на меня глаза по пять копеек.

— Чехова читала? Потерявшаяся рыжая дворняжка… — ухмыляюсь, уверенный, что она сейчас свалит обижаться куда-нибудь подальше. Метод стопроцентный.

Я пробую солянку. Поразительно, как улучшают вкус голод и похмелье! Где-нибудь на необитаемом острове мне эта Каштанка, возможно, так же зашла бы.

Ухмыльнувшись внезапной мысли, смотрю на неё в упор. В целом симпатичная, естественная, стройная. Просто я не люблю нахалок и когда делают вид, что мой посыл был невнятным.

Играем в гляделки.

Стойкая. Но от напряжения на лице уже начинает проступать лёгкий румянец. Вскидываю бровь, дожимая её.

Да, курочка, это ты ко мне подсела. Я тебя не звал.

— Вкусно?

— Съедобно... — усмехаюсь на неожиданный вопрос, но взгляда не отвожу.

Есть по-прежнему хочется адски, отправляю в рот наколотую на вилку тефтелю.

Кристина слегка прищуривается, подаваясь вперёд. Понижает голос:

— А наша собака эти тефтели не ест. В них идут вчерашние остатки со всех тарелок.

На рефлексе выплёвываю мясо.

Как-то резко становится не до гляделок. Вообще не до чего! Мне бы теперь солянку в себе удержать…