Андре вброд преодолел потоки и ручьи Западного Бродвея и перед входом в офис попытался хоть немного очистить ботинки от налипшего мокрого снега. Люси недовольным голосом разговаривала с кем-то по телефону. Завидев Андре, она выразительно закатила к небу глаза. Он вытащил из сумки папку с фотографиями икон и устроился на диване.
– Нет, – нахмурилась Люси. – Нет, не могу. Я всю неделю занята. Не знаю когда. Послушай, меня ждут. Да, я помню твой номер. Да. И тебе того же.
Она повесила трубку, покачала головой и устало вздохнула. Андре удовлетворенно ухмыльнулся.
– Надеюсь, я не помешал, – сказал он, отлично зная, что помешал. – Это, случайно, не наш приятель в полосатой рубашке?
Люси состроила гримаску, но потом рассмеялась.
– Лучше бы я удрала с тобой, пока была такая возможность. Ну и вечер! А я-то было подумала, что он ничего. – Она запустила пальцы в свои кудряшки. – Бывал когда-нибудь в сигарном баре?
Андре отрицательно покачал головой.
– И не ходи!
– Слишком много дыма?
– Слишком много полосатых рубашек.
– И алых подтяжек?
– Алых, – кивнула Люси, – полосатых, в цветочек, с монограммами, с быками и медведями, с рецептами коктейлей. У одного парня были даже с индексом Доу-Джонса. Они, когда напиваются, снимают пиджаки. – Она поежилась. – А откуда ты знаешь про подтяжки?
– На Уолл-стрит без них случился бы обвал. Большинство штанов свалились бы с владельцев. Он ведь с Уолл-стрит?
– Да уж не фотограф. – Она подсела к нему на диван и взяла папку с фотографиями. – Это из Франции?
– Угу. Хочу попросить тебя переправить их Камилле. Я спешу на самолет.
– Очень неожиданная новость. – Люси рассматривала слайды, и ее лицо постепенно светлело. – Как хорошо. И какая чудесная старая леди. Похожа на мою бабушку, только без загара. Это ее дом?
– Да, перестроенная старая мельница. Тебе бы понравилось во Франции, Лулу.
– Очень красиво. – Люси вернула диапозитивы в папку, и ее голос опять стал деловым: – Куда на этот раз?
Андре рассказал ей о звонке на Багамы, и по мере рассказа сам понимал, что, возможно, преувеличил значение ответов Денуайе, его тона и пауз в разговоре. В конце концов, француз не сказал ничего подозрительного, почти не удивился и вообще не проявил к полученной новости никакого интереса, пока не были упомянуты фотографии. И все-таки что-то тут нечисто. Андре в этом не сомневался. Почти. Наверное, именно поэтому, убеждая Люси, он, как заговорщик, наклонился к ней и говорил полушепотом.
Она слушала его, откинувшись на спинку дивана, и лишь изредка улыбалась, когда Андре начинал чересчур горячо жестикулировать. Когда разговор задевал его за живое, французская сторона натуры брала верх, и он использовал пальцы вместо восклицательных знаков, а взмахами рук подчеркивал любую фразу и каждый нюанс. Закончил Андре в классической галльской стойке: брови и плечи воздеты к небу, локти прижаты к бокам, ладони раскинуты, нижняя губа выдвинута вперед – все тело, кроме ступней, свидетельствует о неопровержимой логичности сделанных выводов. Старый профессор из Сорбонны мог бы гордиться им.
– Я ведь только спросила, куда ты едешь, – улыбнулась Люси.
Люди, улетающие на Багамы, так радовались предстоящему теплу, что заранее сменили оперение на тропическое – они явились на посадку в соломенных шляпах, солнечных очках, ярких пляжных нарядах, а некоторые, самые смелые, – даже в шортах. И разговоры в очереди велись уже отпускные: о подводном плавании, развеселых ночных клубах Нассау и о коктейлях с экзотическими названиями, которые можно будет потягивать в баре прямо на пляже. Всех пассажиров объединяла общая неуемная жажда удовольствий. Уже через сутки, думал Андре, большинство из них будет страдать от типичной островной лихорадки – смеси солнечных ожогов и похмелья.