- Маша! Слышишь? Маша, ну же!

      Пальцы у Кота начинают покалывать от страха, руки дрожать. Ну нет, так нельзя, быть не может! Его Стрекоза не должна умереть на его руках.

    Чему там учили? Где вообще весь этот его хвалёный холодный ум? Но память включается, показывая картинки из школьного курса ОБЖ. Игорь в мгновение собирается, давит на щёки девчонки, раскрывая рот с синеющими губами.

    Пульс слабый.

    Проверить дыхательные пути.

    Свободны.

    Приподнять за шею, совсем немного запрокинув голову.

    Воду откачивать не надо. Сразу воздух.

    Её губы ледяные. Игорь набирает в лёгкие воздух и выдыхает Карташовой в рот. Ещё раз. И ещё. Теперь массаж. Два пальца вверх от соединённых рёбер грудины. Сложить руки.

     Раз-два-три.

- Дыши, Маша!

     «Дыши, мать твою!»

     Ещё раз массаж. И потом ещё раз вдохнуть в неё воздух.

     Срабатывает!

    Карташова вздрагивает, изо рта фонтанчиком откашливая воду. Игорь поворачивает её на бок, давая прокашляться, а сам обессиленно садится рядом на песок.

Ему нужна минута, прежде чем он всыпет этой дуре по полной.

17. 16

   Горло, носоглотка, в груди – всё горит диким пламенем. Игорь переворачивает меня на бок, и я пытаюсь приподняться на колени. Меня рвёт солёной, обжигающей слизистые, водой и алкоголем. Это больно. Меня начинает колотить. Холодно.

- Игорь… - шепчу, стуча зубами.

   Перестаёт рвать, и Котовский резко вздёргивает меня на ноги. Но они словно желе, подкашиваются, голова тяжёлая, и приходится приложить усилие, чтобы удержать её. Он хватает меня за плечи, больно стискивает и грубо встряхивает.

- Совсем одурела?! – никогда не видела его таким злым. – Чем ты думала, идиотка, мать твою?!

- Я п-просто хотела поп-плавать, – зубы стучат так, что становится больно.

- Поплавать, блядь? Даже Микс не полез в воду! А она поплавать?

    Страх, боль, обида вдруг взвиваются внутри. Мне так плохо, а он кричит. Почему он кричит на меня?

- Не твоё дело, Котовский! – толкаю занемевшими пальцами его в грудь, но он даже не отшатывается, только сильнее впивается пальцами в плечи. – Захотелось мне! А если и не только поплавать, то что? Моё дело! Ты ничего не знаешь!

   Истерика набирает обороты, я уже не контролирую ни эмоции, ни голос, ни тело. Дрожь усиливается. Я снова бью его ладонями в грудь, пытаюсь вырваться, но он держит крепко. А потом щёку мне вдруг обжигает пощёчина.

    Раздрай резко сменяется ступором. Я заторможенно поднимаю ладонь и прижимаю к пылающей щеке. Он меня ударил! Но внезапно дыхательные пути снова раскрываются и начинают относительно нормально функционировать. Воздух проходит свободно, наполняя лёгкие, и я могу глубоко вдохнуть.

    И тогда начинают течь слёзы. Вся тяжесть выходит солёной водой из глаз, жжёт щёки, и так уже обожжённые морской водой.

- Прости меня, – хватаю его за футболку, судорожно сжимая пальцы. – Прости меня, Игорь.

    Котовский как-то вдруг торопеет, застывает. Касается двумя пальцами моей горящей щеки, снова сжимает плечи.

- Ты меня тоже прости. Испугала же. Море не прощает ошибок, Маша.

     Слёзы льют ручьём, когда я упираюсь лбом в его грудь. Холодно как-то, зябко, хоть и лето. Колотит и трясёт. И так хочется, чтобы он обнял меня, прижал к себе. Но Кот лишь придерживает меня за плечи. Вспышка эмоций от него тает, и он снова становится отстранённым.

- Мне так жаль, Котик, за всю свою глупость жаль, – но даже его холодность не остановит меня, слишком уж жжёт это всё внутри. Я так давно прокручивала в голове эти слова. – За то, что когда-то натворила. Я ведь сразу всё поняла, Игорь, утром к тебе приползла, но было поздно. Готова была на что угодно, только бы выпросить прощение.