Кабина запотевает, но все равно видны жгуты мышц на спине, вены на руках, сильная шея… Во рту опять сохнет. Я же его не хочу… Но Ящера трудно не воспринимать, как мужчину. Что-то первобытное опять поднимает во мне голову.

А ещё у него много татуировок.

Интересно, кожа под тату на ощупь такая же? Мотаю головой, словно это и в самом деле может отогнать крамольные мысли.

Как? Как можно заниматься сексом с Ящером? Он же меня раздавит! Нечаянно сожмёт чуть сильнее, и всё.

Память, защищая рассудок, подкидывает картины того, как эти лапища тискали меня, и напоминает, что меня все устраивало. Ксюша, ты даже не вякала и мечтала его губах на своих сосках.

От непрошенных воспоминаний в животе становятся горячо.

Наверное, Ящер любит жесткий секс, пугаю я себя, чтобы прийти в чувство, но почему-то добиваюсь противоположного эффекта. Боже мой, неужели меня волнует такое? Я же не такая…

Гордеев вырубает воду, и я еле успеваю смыться, пока он повернувшись не застукал меня.

Когда он выходит из душа в одном полотенце, чудом держащимся на бёдрах, я, сложив чинно руки на коленях, уже сижу на краешке кровати и надеюсь, что стук моего сердца не такой громкий, как мне кажется.

Ящер впечатляет не только со спины, но сейчас я не способна оценить его сексуальную привлекательность, потому что под его взглядом я цепнею, и мысли начинают путаться.

Он просто пугает. Гордеев – сжатая пружина, взведенный курок. Флёр его силы подавляет. Говорят, слабая волчица сама сдаётся альфе, даже если он ничего не предпринимает, чтобы получить ее. Так и я, только от одного его взгляда я готова поднять лапки вверх. Сама не понимаю, как я осмелилась его о чём-то просить, не говоря уже о том, чтобы целовать.

– Можешь идти.

Я шурую в ванную и первым делом плещу в лицо холодной водой, потому что оно горит. Нет, не от вида полураздетого мужчины, а потому что против воли представляю, как это будет, если я… если он… Маленький анонс на кухне вызывает во мне противоречивые чувства.

Дверь внезапно открывается, когда я уже успеваю снять почти всю одежду. Пискнув, я прикрываю грудь руками. Ящер окидывает меня взглядом и пристально разглядывает белый полупрозрачный треугольник трусишек.

– Это единственное, что могу дать. Чистых маек нет, – подает он мне рубашку.

Я кошусь глазами на свободный крючок для полотенец, но Гордеев лишь приподнимает бровь и протягивает руку настойчивее. Я вынуждена перестать прикрывать грудь, чтобы принять одежду. Ящер не спешит уходить.

Проводит рукой по моему животу, сжимающемуся под его ладонью. Мне кажется, я даже начинаю подрагивать. Хмыкнув, он оставляет меня одну.

Да уж! Соблазнительница века!

Я ещё некоторое время робею, но потом всё же забираюсь под воду. Я всё уговариваю себя перестать быть невинной овечкой, собираюсь духом и, кажется, так долго торчу в душе, что Ящер, скорее всего, уже уснул.

Выбиравшись из кабины и обработав коленку, критически осматриваю себя в зеркале. Стараюсь посмотреть на себя чужими глазами. Не получается. Только ещё раз расстраиваюсь по поводу своей блёклости. Без туши и драпирующих тряпок я всё та же Моль. Накидываю рубашку и, покусав губы, решаю её не застёгивать. Скудная эротика в моем исполнении.

Выглядываю из ванной. Заслонив лицо рукой, Ящер лежит на дальней половине огромной кровати. Смуглое тело выделяется на светлом постельном бельё, а татуировки кажутся языческими символами. Простыня, укрывающая Гордеева, сползла так низко, что внизу плоского живота с кубиками пресса видны волосы. По-видимому, Денис Сергеевич не заморачивается лишней одеждой во время сна.