Каждый день Эмилии, за исключением воскресенья — единственного выходного, когда мать бывала дома, — был расписан по минутам.

Распорядок дня для Эмилии Марго составляла лично. Лист с этим распорядком был прикреплен к холодильнику магнитами:

7.00 — подъем, умывание (закаливание)

7.10–7.30 — зарядка (наклоны, приседания, прыжки)

7.30–7.50 — завтрак (овсяная каша, кисель, фрукты)

7.50–8.35 — чтение классики (медленно, вслух)

8.35-9.00 — английский

и т.д.

Однако мать не стала спорить, а, как обычно, попыталась задобрить соседку:

— Я сейчас воду закипячу и чай зеленый заварю — такой, как вы любите, — сказала она и скрылась на кухне.

Марго молча прошагала в свою гостиную.

Эмилия побежала за ней.

Марго вытащила из пакета какой-то футляр, осторожно положила его на стол, открыла и только после этого обратилась к Эмилии:

— Вот. Это тебе.

Приподнявшись на цыпочки, Эмилия с замиранием сердца заглянула в футляр, обитый внутри зеленым бархатом, однако увидела там совсем не то, что надеялась.

— Что это? Скрипка? — раздался за спиной голос матери, которая, заслышав шуршание, не выдержала и пришла с кухни. — Маргарита Эдуардовна, ну зачем?

— Затем, что девочке нужно развиваться, научиться играть хоть на каком-то музыкальном инструменте. Или ты хочешь, чтобы она как ты — всю жизнь проторчала на базаре за прилавком?

— Я совсем не про то… — стала оправдываться мать. — Я про то, что это, наверное, дорого.

— Тебе-то какое дело до моих денег? — привычно отрезала Марго. А потом ехидно поджала и без того тонкие губы. — Хотя я, конечно, знаю…

Но договорить она не успела. Потому что Эмилия внезапно разревелась.

Она еще мало что понимала, но чувствовала, как ее захлестнули обида и страх.

До этого момента она видела скрипку только в книгах и по телевизору, а потому и подумать не могла, что вживую она окажется похожей на огромного страшного жука.

Теперь этот жук, поблескивая янтарными боками, как будто приготовился выпрыгнуть из футляра и вцепиться в нее.

— Эмилия, сейчас же перестань! — прикрикнула на нее мать, отчего та разревелась еще сильнее.

Марго с невозмутимым видом уселась за стол и закинула ногу за ногу.

— Маргарита Эдуардовна, простите, мы сейчас… — забормотала мать и, схватив Эмилию за руку, потащила ее из гостиной.

Эмилия решила, что сейчас ее приведут в их комнату и начнут ругать. Но все оказалось еще хуже: мать зачем-то распахнула входную дверь, вывела Эмилию на лестничную клетку и потащила вниз. Испугавшись еще больше (куда они идут? зачем?), Эмилия немного притихла и теперь лишь жалобно всхлипывала, потирая глаза кулачком свободной руки.

— Куда мы идем? — наконец не выдержав, спросила она.

— Скоро узнаешь, — ответила мать.

Они обошли дом и оказались рядом с тремя железными мусорными жбанами. Недалеко от них, прямо на земле, в тени раскидистого кустарника, спал грязный лохматый мужчина в разорванной одежде. От него жутко воняло, и Эмилия попыталась сделать шаг назад, однако мать, еще крепче сжав ее руку, не позволила ей этого сделать:

— Хочешь жить с ним? Вместо Марго? — спросила она.

— Не-е-е-ет, — испуганно протянула Эмилия.

— А придется, если немедленно не прекратишь реветь. Запомни: Марго уже старая, если она умрет и не оставит свои комнаты тебе, в них поселят этого человека. А может, и не только его. Много вонючих бомжей живет на улице, но мечтает жить с нами. Ты этого добиваешься?

— Не-е-е-ет, — снова протянула Эмилия.

— Тогда немедленно прекрати истерику. Сейчас мы вернемся домой, ты поблагодаришь Марго за подарок и будешь делать все, что она скажет. Либо будешь жить с ним, — мать кивнула на бомжа. — Поняла?