Эмилия по-прежнему не знала, что сказать. Дядя Сережа наверняка подумает, что она совсем бесчувственная, раз не может выдавить хоть одно слово поддержки. Но она никогда не вела душевных разговоров со взрослыми мужчинами и понятия не имела, что принято говорить в таких случаях.

«Ну, каким местом выбирал жену, по тому адресу в итоге и отправили, чего уж теперь жаловаться», — внезапно зазвучал в голове насмешливый голос Марго.

От неожиданности Эмилия едва не упала со стула. Зажмурившись, она машинально замотала головой, пытаясь избавиться от этого язвительного голоса, а потом, испугавшись, посмотрела на дядю Сережу: не подумает ли он, что у нее тоже, как и у Кейт, психическое расстройство.

Но отец Кейт, казалось, ничего не заметил — он задумчиво смотрел на бутылку. Плеснув в бокал еще виски, снова выпил, подпер щеку рукой и сказал:

— Извини. Наверное, не стоило тебя нагружать своими проблемами. У вас, молодых, своих забот хватает.

— Вы тоже еще совсем не старый, — наконец выдавила Эмилия.

Разговор ее тяготил, хотелось поскорее его закончить и сбежать. Но это будет слишком эгоистично.

— Не старый? Может быть. Но это только внешне, а внутри… — дядя Сережа вздохнул и опять налил себе виски. — Мне кажется, я только сейчас, на пятом десятке, стал по-настоящему взрослым. Знаешь, что это значит? Это значит вместо того, чтобы спрашивать себя «Как?», спрашивать себя «На хрена?».

Он как-то странно засмеялся и добавил:

— Я становлюсь философом-одиночкой. Диоген в бочке из-под виски.

— А как же друзья? — спросила Эмилия.

— Друзья? — снова переспросил он и, немного помолчав, ответил: — Знаешь, герой одного старого фильма, мой ровесник, на похожий вопрос ответил: «В моем возрасте иметь друзей неприлично». Друзья… Друзья остались в прошлом, где-то там, на берегу реки времени, у костра юности, пламя которого еще долго будет согревать тебя воспоминаниями... Партнеры, знакомые, подчиненные — вот и все мое окружение. Но сейчас они стараются меня не беспокоить. И, честно говоря, я рад этому. Мне кажется, что жизнь кончена. И что меня уже ничего хорошего впереди не ждет.

Эмилия хотела как можно скорее прекратить этот разговор. Ей не нравилось видеть и слышать такого дядю Сережу. От этого становилось страшно и беспросветно.

Создавалось ощущение, что все вокруг рушится и не на что опереться.

Она одна. Она не имеет права сдаваться. Она должна быть сильной. Ради Кейт. Ради себя. Ради справедливости.

Тем временем дядя Сережа продолжал свою исповедь:

— Я вот в эти дни много думал и понял, что больше всего на свете хочу встретить девушку, которая меня полюбит по-настоящему. Не из-за денег и вот этого всего, — он снова обвел рукой по сторонам. А потом, допив виски, замолчал.

Эмилия тоже молчала, украдкой поглядывая в окно. На улице стемнело — теперь, чтобы добраться домой, придется вызывать такси.

— А тебе чего хочется больше всего на свете? — прервал молчание дядя Сережа. — В смысле, какая у тебя самая большая мечта?

Вопрос застал Эмилию врасплох.

— Э-э-э… — она на секунду запнулась, но потом уверенно сказала: — Хочу, чтобы Миша, мой брат, выздоровел.

— Это понятно, — кивнул дядя Сережа. — Ну а лично для себя? Для себя ты чего хочешь?

— Так это и есть для меня.

Дядя Сережа почему-то ничего на это не ответил. Запрокинув голову, он взял с тарелки полоску бекона, опустил ее в рот и стал жевать.

Эмилия заерзала на стуле и посмотрела в окно — на этот раз не украдкой, а уже открыто. Может, дядя Сережа заметит, что на улице темно и ей пора домой.

Но он ничего не заметил. В очередной раз налил себе виски, а потом подвинул к ней тарелки с фруктами и сыром: